Неведомый груз<br />Сборник рассказов из журнала "Вокруг света"

Александр Морозов

НЕВЕДОМЫЙ ГРУЗ

Сборник рассказов из журнала «Вокруг света»

В ДЕБРЯХ АМАЗОНКИ

Про служебное повышение Мортона в Институте тропической медицины сказали: «Ближе к небу». Немногие надеялись увидеть его когда-нибудь еще. Но директор института, прощаясь, подчеркнул, что смотрит на новое назначение Мортона лишь как на временную командировку:

— Вы очень нужный нам человек. Честное слово, жаль посылать вас на эту злополучную станцию, но Форстер так запутал дела, что один вы сможете быстро навести там порядок.

Вспоминая эти слова, служившие ему утешением, Мортон приближался к одной из станций Института тропической медицины, затерянной в гилеях Амазонки.

Путь Мортона не заслуживал названия дороги в обычном смысле. Как в морях течения отличаются своеобразным оттенком поверхности воды, иногда уловимым только для опытного глаза, так здесь нужное направление указывали только выделявшиеся среди окружающей растительности острые листья диких ананасов и кустарник уирана, окаймлявший смешанные заросли трав. Бороться с буйной живой массой, щедро поливаемой дождями и освещаемой тропическим солнцем, бесполезно. Мортон отлично знал это. Но когда ветки уираны, сплетаясь, образовывали настоящие заграждения; он проклинал и Форстера и себя самого.

Дорога свернула ближе к реке. Угрюмо опустив голову, Мортон ехал «лесными руинами», мертвым лесом, погубленным слишком высокими речными наносами. На пальмах, фикусах, хевеях — нигде ни листа. Даже все более тонкие ветви давно были сломаны бурями, и деревья напоминали завороженных чудовищ, раскинувших в разные стороны несколько коротких толстых щупальцев. Одни лазящие растения оживляли эту мрачную картину. Они, казалось, росли на глазах и, жадно устремляясь вверх, к солнцу, торопились прикрыть своими блестящими листьями и прекрасными цветами трупы деревьев, уже почерневшие и потрескавшиеся.

Эти гиблые места индейцы называли каа-игапо — затопляемый лес. Во время разлива Амазонки и ее притоков вода подступает почти к станции. Окрестности постоянно насыщены испарениями, кишат змеями, ядовитыми насекомыми. О жизни, таящейся в густых зарослях каа-игапо, до сих пор известно так мало.

Каа-игапо постепенно перешел в незатопляемый лес — каа-этэ. Деревья здесь были гораздо выше, толще, их покрывала густая темнозеленая листва. Лес был таким огромным, в нем настолько не было заметно следов какой-либо деятельности человека, что неожиданное появление здания станции Института тропической медицины даже бывавшему здесь Мортону казалось миражем, готовым каждую секунду рассеяться без следа.

Лес был таким огромным…

Мортон увидел одноэтажный лом с широкой террасой, ажурную мачту ветроэлектрической установки и чуть возвышающуюся над землей плоскую бетонную крышу какого-то склада. Просторный двор покрывали трава и кактусы, похожие на свернувшихся ежей. У колодца росло десятка два шоколадных деревьев с плодами, свисавшими, как маленькие дыни, прямо со стволов. Над ними раскинула ветви тенистая и высокая сумаума с широкими и плоскими выступами-ребрами у комля, делающими это дерево устойчивым и прочным, как радиомачта. В окна дома били последние лучи солнца, и они горели тревожным багряным светом, как будто в комнатах начинался пожар.

Это была одна из стандартных станций Института тропической медицины, затерянных в чужой стране у берегов Амазонки. Приближаясь к дому. Мортон хотел припомнить, кто ушел отсюда благополучно, — и не смог. Теперь настала его очередь. Форстер, правда, добровольно забрался сюда, но он всегда был странным, необыкновенным человеком. Провести столько лет в самой убийственной части гилеи Амазонки и в результате написать книгу о вымирании индейцев, книгу, рукопись которой никогда не пойдет дальше полки архива Института тропической медицины! Кто, кроме Уота Форстера, сделал бы это?

Мортона никто не встретил. Он поставил лошадь в конюшню и вошел в дом. В комнате доктора Форстера постель была не убрана, и лег кий тростниковый стул валялся у изголовья кровати. На подушке, хранившей отпечаток головы, на столе — повсюду лежал толстый слон пыли. Форстер, очевидно, что-то писал, но на листе бумаги, уже сильно пожелтевшем, не было ни слова. Чернила в открытой автоматической ручке давно высохли.

Мортон знал, что помощник Форстера, доктор Книг, умер восемь месяцев назад. Но на станции работали двое слуг. Куда же они делись? Может быть, дом подвергся какому-нибудь нападению?

В конце коридора, рядом с комнатой Форстера, находилась маленькая лаборатория; другую сторону дома занимала комната с книжными полками, походной кроватью и круглым столом. Мортон внимательно осмотрел все помещения, но нигде не было следов борьбы, пятен крови. Напавшие, если они были, куда-то увели Форстера и слуг. Может быть, его растерзал ягуар или укусила ядовитая змея, а слуги, боясь обвинения в убийстве, разбежались?

Мортон закрыл на ключ дверь библиотеки и лег на койку. Сразу стало как-то особенно тихо, и Мортон впервые представил себе Форстера мертвым. Что ему теперь всякие обследования, выводы, наказания, увольнение с волчьим билетом? Не нужный никому человек ушел навсегда, и трагическая смерть сделала его значительным.

О его гибели будут теперь писать очень много, доказывая на Ярком примере, что институт жертвует своими лучшими сотрудниками ради торжества науки над коварной природой амазонской гилеи. Потом, достаточно подготовив почву, потребуют еще больших уступок от правительства страны, явно неспособной самостоятельно гарантировать безопасность ученых. В Институте тропической медицины, в лаборатории болезни Чагаса распространенной только в Бразилии, появится большой портрет Форстера в раме из черного дерева, со строками из стихотворения Киплинга:

А Форстер вовсе не заслужил такой чести. Ведь он в джунглях взвалил на свои плечи бремя желтых и черных. Изменив цивилизации, как говорил директор, он, борясь с болезнями, стремился спасти от полного исчезновения «лишних» людей, только могущих помешать широкому использованию всех ресурсов Амазонки, когда до них дойдет очередь.

Утром Мортон принялся за осмотр стола Форстера.

Первой ему попалась в глаза толстая, аккуратно переплетенная книга — врачебный журнал. Осторожно Мортон переворачивал листы, записанные именами индейцев, диагнозами болезней, рецептами. Институт не снабжал станцию лекарствами, и Форстер, очевидно, тратил свои личные деньги на приобретение дорогих новейших медикаментов. Просматривая журнал, Мортон подсчитал, что Форстер в среднем принимал в день человек пятнадцать.

Он вышел на террасу, и действительно, на ступеньках лестницы и в тени сумаумы и шоколадных деревьев сидели больные. Прислонясь к перилам, стоял мужчина, державший на руках девочку лет десяти. Даже беглого взора достаточно, чтобы определить у ребенка болезнь джунглей, разрушающую спинной и головной мозг, поражающую сердце и другие органы человека, особенно детей. Кто мог поручиться, что где-нибудь в лохмотьях этой пары не таится триатома мегиста — лесной клоп, разносящий болезнь Чагаса? Одно дело — держать этутрнатому в плену лабораторной банки, и совсем другое — знать, что она прячется где-то в щелях хижин и домой туземцев. По ночам этот крупный клоп — нападает на спящих детей и взрослых, высасывая кровь особенно из кожи лица, за что он и получил название «поцелуйного клопа».