Стена десятых

Ляшко Н

Стена десятых

Н.Ляшко

СТЕНА ДЕСЯТЫХ

I

Туман как бы отодвинул от поселка заводы, срезал макушки труб и омертвел. Шорохи со степи закладывали патрулям уши, белесый кружочек солнца слепил глаза, а поселок и оцепенелые цеха навевали тоску. Только с механического завода прорывались звуки работы-там чинили отбитое у бандитов оружие и доделывали машинные части для севера.

Заказ на эти части поступил давно-его привезли со съезда делегаты, а завод все тянул и тянул. Руководитель работ, большеглазый Илья Самохин, от имени завода дал поселковому совету слово, что заказ будет выполнен в срок.

Теперь это слово представлялось ему смятой и кинутой на ветер бумажонкой. Ха1 честное рабочее слово, - -вот оно!

Топчи его, подбрасывай ногой. И обиднее всего было то, что слово давал весь завод, а в ответе только он, Илья.

Вот вызовут его и спросят:

"Ну, Самохий, ну, товарищ дорогой, где твое слово?"

Как он будет глядеть товарищам в глаза. Переморгает, конечно, но разве это дело?

"У-у, черти!.."

Слесаря бесили Илью: над заказом еле шевелились, а как привезли оружие, ожили: и молодые, и пожилые, и старики, - все разбирали винтовки, пулеметы, все старались и делали чудеса.

Илья ворчал, а когда оружие было починено, разразился:

- Черти! Да работай вы так, как вчера и сегодня, над заказом, все давно было бы запаковано! Товарищи тоже, пролетарии! Там, может, дело какое без частей стоит, а вы чешетесь...

- Чего кричишь?

- А кому же кричать на вас? Душа вся болит...

- Ага-а, так ты в душу шило для веселья загоняешь?

Слесаря отругивались, отшучивались, а под конец толкнули к Илье старого Гудимова:

- Протри ему глаза!

Гудимов растерялся, но Илья привлек его к себе:

- А ну, ну, какими штуками вы мне глаза собираетесь протирать?

- Какие тут штуки! - отмахнулся Гудимов. - Тут напрямки надо говорить. По глупости мы этот заказ для Москвы доделываем... А так, ты погоди, не егози... Привезли заказ, мы сразу заготовку сделали, обточили, обстрогали. А почему? Дорога на Москву была. А где теперь эта дорога? Ага-а! И выходит, что ворогам мы делаем все это. Мы сделаем, а они захватят. Вот... Говорил я своему Володькв, так разве ж он может понять? Он меня трусовером обзывает и трещит свое: наш, дескать, Щербак с отрядом уже станцию занял, вагонов, паровозов достанем, погрузим, поставим на состав ребят с пулеметами и прорвемся к Москве. Чепуха это, глупость! Вот и не работается...

Илья слушал и в удивлении переминался: как он не заметил, что весь завод мыслью носится по степи, перекидывается в Москву, перелетает за Волгу, в Сибирь и думает, что напрасно он стучит молотками, что, пока вокруг вьются полки, шайки, банды, не работать ему.

Илья думал, только он не знает покоя, а оказывается...

Он схватил Гудимова за рукав и загорячился:

- Верно, сам вижу, а только скажи ты мне, чего ради мы в прятки играем? Пойдем в Совет и скажем правду.

- Что ты! - замахал руками Гудимов. - Осрамим завод, проходу не дадут нам.

- А тянуть будем, так не осрамимся? И войди ты в мою шкуру: ваше дело вроде б сторона, а я сна лишился.

Вы ж впрягли меня в это, а теперь в кусты?..

Гудимов оглянулся и зашептал:

- Погоди, можно иначе. Давай готовые части смазывать, паковать да прятать их пока что в землю. Ребята увидят, что не на шею себе делаем, и подтянутся. А там дорога очистится, мы - раз-два - и отправим. А? Только потихоньку надо...

Слова Гудимова обрадовали Илью: "В самом деле".

Он стал решать, где рыть ямы, но к нему подошел сын, веснущатый Сема, и спутал его мысли:

- Ох, папаш, видно, регулярные идут...

- Не болтай пустяков, - заворчал на него Илья. - Что такое? И не тяни... Ну?

- Не "ну", а стороною сот десять солдат прошло. Все в заграничных ботах, казаки на свежих лошадях, орудия с ними, автомобили. Все телефоны перерезали. Похожевыступать нам придется.

Илья оглянулся и сердито оборвал Сему:

- Тссс, молчи, не тревожь мне до вечера людей.

Слышь?! Нам тут дело одно надо сделать. Иди, да тес...

II

С завода Илья вышел в сумерки и столкнулся с невестой Семы, Женькой.

- Не ушел еще Сема?

- А вот узнаем, только не реви, сделай милость, а то у нас все шиворот навыворот: один драться идет, а тот, кто сто лет хлеб переводить будет, ревет над ним.

Сема и Витька ужинали. Жена сидела в. тени шкафа и сквозь жидкий свет лампочки глядела на них. Илье сразу же ясно стало, что она в столбняке горя, и он спросил:

- Ну, Сем, как дела?

- Похоже, выступаем. Все отряды наготове, патрули усилены. Ух, и жара будет! Белые озлились, к нам подмога идет.

- Давно бы надо ей притти. Надо со всех сторон бить гадов, а то они исподтишка больше крови из нас выпустят.

Сема поглядел на Женьку и заторопился. Жена налила Илье супу, отрезала крохкого от пшена и кукурузы хлеба и просипела:

- Сем, соснул бы.

- На привале высплюсь, не вима на дворе.

Все следили, как Сема надевает ватную жилетку с рукавами и прилаживает сумку и напоясник с патронами. Это как бы мешало ему, он волновался и, сняв с гвоздя винтовку, на ходу кинул:

- Зайду еще, а если тревога будет, подамся на сборный пункт. Идем, Жень.

Мать проводила его за ворота, вернулась и со стоном легла. Илья уговаривал Витьку тоже лечь и сердился на жену: "Вот, как следует вырядить даже сына не может".

Все так просто: уйдут из поселка отряды, остановится завод, и ему, Илье, тоже делать здесь нечего, но разве жена поймет?

- Ты, Алинка, не того, - забормотал он, убирая со стола. - Сама знаешь, какое время. Держись с Витькой возле таких, как сама, а если забоишься, ври, будто я и Сема на Дон за хлебом ушли.

Он вынул из сундука пару белья, шерстяные чулки и такую же, как у Семы, ватную жилетку. На тряпочку высыпал из солонки соль, завязал ее и вложил в кружку.

Отсыпал немного сухарей из мешка и прибавил к ним несколько луковиц. Сдвинул все на столе в горку, примерил-не много ли? - и вынул из-за зеркала купленный у дезертира вещевой мешок. В мешке была маленькая лопатка для рытья земли, старый дождевик, жестянка с нитками, дратвой и коленкоровыми бинтами.

Жена поняла, что он заранее готовился к уходу с отрядами, и с криком вскочила с постели:

- Наготовился? Снарядился? Куда тебя, старого пса, несет? Или мало на своем веку мыкался?

Илья знал, что надо отругиваться, пока жена не заплачет: от слез ей станет легче, и она притихнет, а на прощанье попросит, чтобы он не ругал ее. Она добрая, хорошая, по... Илья помял картуз и сказал:

- Сорок годов тебе, двух ребят погребла, а все с нюнями. Ну, останусь я, ну, придут белые (Илья знал, чего больше всего боится жена) и спросят: "Кто на механическом для красных оружие чинил?" Что же ты думаешь, не найдется добрая душа? Найдется и скажет: "Самохин Илья". И что ты выгадаешь? Мне вешалку, а себе вечное горе? А в отряде я среди своих буду. Как им, так и мне.

Подумай, поймешь-и легче станет. И не кричи, будто рехнулся я. Кабы рехнулся, а то курице головы не смел отрубить, а теперь выучился стрелять не хуже Семки.

А почему? Ну, простимся, или так итти? Да не плачь.

Я хоть и ворчу, а понимаю. Мне тебя легко понимать.

Не ходи провожать, тоска крепче печь будет тебя...

Илья поцеловал жену в темя и толкнул дверь. Жена кинулась за ним, но он сразу же пересек улицу и свернул за угол.

Мутная тьма перед Советом была - запружена людьми и роилась огоньками, ржаньем, говором и выкриками.

Илья узнал, что один из отрядов пойдет на станцию, а остальные отправятся на соединение с отрядами шахтеров. Отряд механического завода был уже в сборе. Вожак его, головастый Кирдя, кричал:

- Вояки! Сто лет собираться будете! Прощаются все, мало видались!