Аргонавты Времени

Герберт Уэллс. Аргонавты Времени

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Странная история, повествующая о появлении в Ллиддвудде доктора Небогипфеля

Примерно в полумиле от селения Ллиддвудд, рядом с Рстогской дорогой, которая переваливает через высокий склон горы Пен-и-пэлл, стоит одинокое большое здание — ферма Манс [1]. Имя это историческое: в былые времена ферма была резиденцией кальвинистского священника. Это странного вида и формы сооружение, расположенное в нескольких сотнях ярдов от Рстогской дороги, в настоящее время быстро ветшает и разрушается.

Со времени его постройки во второй половине прошлого столетия дом претерпел многие превратности судьбы. Вскоре после постройки хозяин покинул его для более удобного и менее претенциозного жилища, и Манс долгие годы стоял необитаемым. Некоторое время в нем жила мисс Карнот, по прозвищу «Галльская Сафо», потом его хозяином стал старик по фамилии Вильямс. Отвратительное убийство старика двумя его сыновьями было причиной нового запустения дома. После этого он довольно долго стоял необитаемым, что повлекло за собою неизбежные последствия: дом быстро пришел в ветхость и наполовину развалился. После смерти Вильямса дом стали обходить стороною. Стали поговаривать, что это «проклятое место», и молодежь из окрестных сел вкупе с природными силами сделали все от них зависящее, чтобы как можно быстрее разрушить его. Страх перед покойником Вильямсом сдерживал желание ллиддвуддских мальчишек ворваться внутрь заброшенного дома. Должно быть, поэтому они обратили особое внимание на его стены, крышу и все, что было можно повредить или сломать снаружи камнями и прочими метательными снарядами, которых летело в злосчастный дом тем больше, чем больше был страх перед ним. Эти знаки ненависти и суеверия особенно были заметны на окнах, где не осталось ни одного стекла; тем не менее снаряды регулярно поражали и увечили остатки старинных свинцовых переплетов в узких окнах. Крыша подвергалась столь же яростным атакам, и бесчисленные обломки черепицы, разбросанной вокруг дома, а также четыре или пять черных дыр, зияющих в крыше, свидетельствовали о силе метательных снарядов молодых ллиддвуддцев. Они облегчили доступ в дом стихиям: дождь и ветер свободно проникали в заброшенные комнаты и хозяйничали там по собственному усмотрению. Ветрам и дождям пришло на помощь Время. То мокрые от дождя, то высушенные ветром полы и обшивка коробились, то тут, то там трескались и в припадке ревматизма вырывались из объятий проржавевших гвоздей. Штукатурка в доме позеленела от мха и плесени; она медленно, кусок за куском, отваливалась от стен и потолка. Почему-то так случалось, что куски эти падали в самое тихое время суток и причем со страшным шумом и грохотом, — и этот шум давал каждый раз новую пищу суеверным слухам. Разговоры о том, что старый Вильямс с сыновьями осуждены снова и снова разыгрывать свою трагедию, до самого Страшного Суда, после каждого рухнувшего в Мансе куска штукатурки возобновлялись с новой силой.

Белые розы и причудливые вьющиеся растения, которыми мисс Карнот когда-то украсила стены здания, образовали роскошные заросли. Сначала они дотянулись до замшелой черепицы крыши, а потом, осторожно опустив свои гибкие грациозные плети в проломы и щели, постепенно заполнили мрачные, затканные паутиной, помещения дома. Бледные поганки расположились в подвалах, покрыв его скользкие кирпичи сплошной массой, а стенная золотянка растекалась по стенам и полу пятнами всех цветов и оттенков красного, желтого и коричневого. Тли и муравьи, жуки и моли, бесконечное число крылатых и ползучих тварей ежедневно находили себе приют и ночлег в разрушенных комнатах; за ними следовали во всевозрастающем количестве пятнистые жабы. Каждую весну в молчаливых, продуваемых сквозняками комнатах верхнего этажа вили свои гнезда ласточки, а летучие мыши и совы оспаривали друг у друга темные углы в комнатах нижнего этажа... Таково было состояние дома весною года от рождества Христова тысяча восемьсот восемьдесят седьмого.

Природа медленно и неуклонно завладевала старым Мансом. «Дом постепенно приходил в упадок»,— замечаем мы обычно в этих случаях: другие, более нетерпеливые, говаривали, что его разрушало Время «скоро и уверенно». «Конец его близок»,— утверждали они. Но они ошибались. До того как окончательно развалиться, Манс был предназначен еще раз послужить жилищем человеку.

О прибытии этого нового жителя в тихий Ллиддвудд не знал никто. Неожиданно, без всякого уведомления, он вынырнул в местечке — вылетел откуда-то из неизвестности, «оттуда», из большого мира и опустился в сельский мирок любопытства, подглядываний и сплетен. Он пал на Ллиддвудд, если можно сравнить, словно гром средь ясного неба: так неожиданно, из ниоткуда, из неизвестности, из ничего он появился. Правда, поговаривали, что кое-кто видел, как он приехал на станцию с лондонским поездом и прямо, без всяких колебаний, направился к старому Мансу, никому ни слова не сказав и даже знаком не объяснив, что он там собирается делать. Но тот же самый богатый сведениями источник — слухи — имел и вторую версию. Согласно ее, незнакомца увидели в первый раз, когда он с необычайной быстротой взобрался на крутой склон горы Пен-и-пэлл. Те же источники утверждают, что он не шел, а ехал — или летел — на чем-то; некоторым наблюдателям — из тех, кто потолковее — э т о показалось здорово похожим на сито; им же показалось, что влетело э т о в Манс через печную трубу...

Само собой разумеется, из всех слухов наибольшей верой пользовался первый. Однако странное поведение и необычный вид нового жителя Манса немало помог тому, что второму слуху тоже верили. Тем не менее, как бы он там ни появился, он был в доме — в этом никто не сомневался. Он пришел в Манс и стал с первого мая его хозяином. Утром этого дня его увидела там миссис Морган из Ллойд Джонса. Многие из Ллиддвудда, которых ее рассказы привели на склоны горы, увидели, что незнакомец работал... И прелюбопытным делом был он занят, надо сказать: забивал жестью пустые оконные впадины своего нового дома! «Делает слепым домик»,— так метко выразилась о его занятиях миссис Морган.

Новый хозяин Манса был человеком маленького роста с желтоватым, болезненным лицом. Он был облачен в твердые, плотно облегающие одежды из какой-то темной материи — мистер Парри Дейвис, сапожник, бился об заклад, что это не материя, а кожа. Его орлиный нос, тонкие тубы, высокие скулы и выдающийся подбородок были небольшими и очень изящными, но кости и мускулы лица были необычайно развиты, и лицо поражало своею необыкновенной худобой и усталым выражением.

То же выражение застыло в его глубоко запавших, горевших лихорадочным блеском, серых глазах, над которыми возвышался феноменально высокий и широкий лоб. Лоб больше, чем все остальное, привлекал внимание наблюдателя. Казалось, что он один превышает все вместе взятые размеры других частей его лица. Его высота, морщины и складки, сетка вен — все, казалось, было ненормально увеличено; а под невиданным лбом — глаза, горящие, словно огни в какой-нибудь пещере у подножия холма. Глаза настолько были необычны, что стоило взглянуть на них, как забывалось все остальное. Они придавали лицу незнакомца, довольно красивому, выражение почти нечеловеческое. Гладкие черные волосы, нечесаными прядями свисавшие на глаза, скорее усиливали, нежели смягчали это впечатление. Необыкновенную высоту лба подчеркивал необычный по форме череп гидроцефала. Мысль о чем-то сверхчеловеческом в облике незнакомца, мелькнувшая у наблюдателя, еще более подтверждалась, стоило только взглянуть на его виски. Артерии, пульсирующие там, были отчетливо — до самой мельчайшей — видны сквозь желтоватую кожу. Не удивительно, что, увидев такого человека, чрезмерно поэтичные натуры среди ллиддвуддских кельтов — а таковых было немало — охотно поверили, что он появился в их краях в решете.