Чудак человек

Гуревич Георгий

Чудак человек

Георгий Гуревич

Чудак человек

Книга подходит к концу. Вскоре предстоит написать крупными и четкими буквами обязательное слово "КОНЕЦ". Но я не люблю этого мрачного слова. Предпочитаю "ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ". И этот сборник хочу завершить рассказом о продолжении - о следующей книге, которую хотел бы написать, собираюсь, может статься, и напишу когда-нибудь.

Я долго искал для нее героя. Это не так просто - найти СВОЕГО героя. Действующие-то лица есть в каждой вещи: мальчики, девочки, взрослые, старые; люди, пришельцы, - но кто из них останется в памяти как МОЙ герой?

Надеюсь больше всего на Шорина. Бывало, подходили ко мне читатели, говорили, что хотят быть похожими на него.

Вообще-то я был удивлен, что Шорин кажется привлекательным. Испокон веков слышал я, что типичный человек будущего должен быть прежде всего многогранным. Но Шорин считал, что у него одна жизненная задача, функцией называл он ее, даже утверждал, что человек не имеет права умереть, не выполнив функцию. И поскольку его функция еще не была выполнена, ничего не страшился, шел как таран на любое препятствие.

И вот этот Шорин, нетипичный, однобокий, запомнился. Почему? Может быть, всегда исключительное производит впечатление? Не просто любовь, а любовь до гроба, если отвага, то безрассудная, безумная, отчаяние безысходное, подлость - гнуснейшая. Недаром столько убийств и самоубийств в художественной литературе. "Раскольников глушит старух!.. Убита Каренина Анна..." И напрасно добросердечный поэт Михаил Светлов (это его я цитирую) призывает щадить героев. Читатель жаждет крови. Читатель не запомнил бы Раскольникова, если бы он только разглагольствовал за самоваром о праве на убиение старух-процентщиц. Болтают тысячи, за топор берется один... О нем и пишется роман.

Решаюсь писать о нетипичном, исключительном.

Впрочем, герой у меня здесь безобидный. Он просто чудак.

И найти его было нетрудно. Знаю с раннего детства, в одном доме жили на Малой Дмитровке, ныне улица Чехова, в одно окно смотрели на заиндевевших, паром дышащих обозных битюгов. Знаю давно, помнил о нем. Но как-то не хотелось выбирать в герои чудака. Что такое чудак? Дурачок вроде, юродивый.

Стоит ли посвящать тонны бумаги человеку, вызывающему снисходительную усмешку?

Позже прочел я изречение: "Чудаки украшают мир". И опять-таки не вдохновился. "Украшение", "украшательство", вторичное что-то. Можно жить в доме и без лепнины. Розетки-виньетки, гуськи-каблучки, ионики-сухарики только пыль собирают. Нет, не вдохновлял меня человек розетка-виньетка.

Но потом до меня дошло, что чудак ненормальный потому и примечателен, что он отклоняется от нормы, не повторяет норму. Он личность, неповторимая личность. Чудак не вписывается в рамки, выходит из ряда вон. Из ряда вон выходящий - это даже почетно.

И еще я понял, что неповторимые личности необходимы человечеству. Без нормальных людей общество не может существовать, без неповторимых не будет развиваться. На эту мысль меня натолкнул биолог, ученый Геотакян, я использовал ее в повести "И я". "Почему у животных два пола?" - так он поставил вопрос. Допустим, два пола нужны для обмена генами, то есть наследственным опытом. Но зачем же два различных пола? Для обмена впрыскивай друг другу гены, как это делают бактерии или улитки. Видимо, у различных полов разные задачи. Она - основной хранитель наследственных признаков, он - основной добытчик новых, поставщик изменчивости.

И у людей он - поставщик изменчивости, всяческих отклонений от вчерашней нормы (то есть чудак!!!). Она же - хранитель, редактор и рулевой рода человеческого. Ее дело выбирать (сердцем) подходящего отца для своих детей.

Когда-нибудь отдельно я еще напишу о таинстве этого сердечного выбора. Впрочем, это таинственно только для тех чудаков, которые сами не понимают, что они не образец для потомства. И пишут рифмованные жалобы о странных существах, которые любят майоров, а не будущих поэтов. Да будь я девушкой, я сам выбрал бы надежного, аккуратного, подтянутого майора, а не обтрепанного сочинителя жалостливых куплетов.

Но я отвлекся в сторону, как бы не затемнить мысль. Вот главное: в человеческом обществе здравомыслящие женщины - норма. Легкомысленные, увлекающиеся, отвлекающиеся мужчины - отклонение. Чудаки - резкое, бросающееся в глаза отклонение. Но они нужны и уместны, когда история готовится к крутым поворотам. Стремительному двадцатому веку просто необходим широкий набор чудаков.

"Берегите мужчин" - так называлась сенсационная статья, в "Литературной газете". "Берегите чудаков" - мог бы я озаглавить "свой будущий роман.

В том будущем романе особую главу я посвящу теории и истории чудачества.

В каждом отдельном случае обычно история складывается так: сначала появляются чудаки и изобретают что-то несусветное. Нормальные люди возмущаются, смеются, осуждают, стыдят... Но почему-то чудачество приятно некоторым, у первых безумцев появляются подражатели, выясняется, что странная их деятельность приятна и нормальным людям. Чудакам внимают, привыкают к ним, начинают ценить, уважать, превозносить. Появляются мастера чудного дела, школы, знатоки; ученые-чудаковеды пишут диссертации и монографии, постепенно вырабатывая общую и частную теорию чудаковедения.

Слушайте, а разве литература не чудачество? Удивительное умение задушевного вранья - вымысла, скажем вежливее. Я представляю себе, что некогда, в неандертальские времена, когда люди (или еще не люди?) изобрели великолепное искусство речи, вдруг появился чудак, который вместо информации изобрел дезинформацию. И как же его осуждали, как его кусали и царапали положительные неандертальцы! А он не мог удержаться, все врал и врал. Потом привыкли к нему, в зимние вечера просить стали: "А ну-ка, брехун, соври позанятнее!" И он плел, жертва собственной фантазии, старался плести позанимательнее, совершенствовался в убедительной брехне. И нет памятника этому великому изобретателю. Памятники строят Гомеру, и Данте, и Шекспиру, а они ведь только продолжатели того косноязычного. И вот сочинения... не брехня... записаны, изданы: появились умельцы занимательной и психологической выдумки, школы, мастера и мастера, обсуждающие мастеров, диссертации и монографии, споры о правдоподобии и правдивости историй о несуществующих событиях в жизни несуществующих людей.

Я даже не решаюсь признаться, что мой чудак существует на самом деле.

Рассказанное повторялось десятки и сотни раз со всеми видами искусства, со всеми видами спорта, с собиранием марок, монет, спичечных коробок, значков, бабочек, птичьих яиц, коктебельских камней, автографов, ваз - что еще можно собирать? Смеются, презирают, подражают, уважают, изучают...

Повторялось сотни раз... но не тысячи и миллионы. Чудачества могут быть бесконечны, но в жизни они проходят естественный или, скорее, общественный отбор. Чудить можно как угодно, приживается не всякое.

Только то, что в конечном счете приносит пользу, например упражнения чудаков-математиков, или то, что приятно людям, например искусство, прикладное в частности, или же, и это бывает чаще всего, заменяющее потребности тела или ума, ранее необходимые, вытесненные цивилизацией, например бег, стрельба, борьба на стадионе вместо борьбы, бега, прыжков на охоте... или, скажем, собирание грибов через тысячи лет после окончания эпохи собирательства. Знаем же, что грибами не прокормишься, но как приятно искать и найти подарок природы.

После всего этого, пожалуй, можно даже прогнозировать будущие чудачества, которые станут искусством.

Ныне в начальной школе первое обучение чему? Чтению, письму, счету. Но уже вторгаются в жизнь и в школу арифмометры, диктофоны, телевидение и радио. Считать, читать и писать приходится все меньше. Возможно, лет через сто вообще это умение станет ненужным, тогда будут соревнования в устном счете, в писании на бумаге, будут мастера скорописи, мастера мелкописи, конкурсы каллиграфии, теория шрифта, журналы "Рукописное искусство", "Юный рукописей", общество бумагофилов...