Опалы Нефертити

Петр Бобев

Опалы Нефертити

Джованни Гатто,

прозванный за свои несоразмерно длинные ноги и маленькую голову Джонни Кенгуру, возвращался из дальнего путешествия. Дело свое он сделал как надо и надеялся получить сполна все, что ему причиталось по уговору, но душа его так и осталась неудовлетворенной. Разве ради этого, разве из-за этих крох от прибылей счастливчиков он отказался от родины, от неба, моря и зелени Неаполя и очутился здесь, в этой забытой богом стране, в самом пекле безнадежнейшей пустыни мира, в самом что ни на есть «мертвом сердце Австралии»?

Обманули его слухи о легком обогащении. Но ведь все только об этом и говорили! Австралия! Непочатая сокровищница. Богатейшие в мире залежи золота. И алмазов. И урана. Да мало ли чего еще. Рассказывали, что кто-то купил голову овцы. Смотрит — зубы у нее золотом облеплены — ну, прямо коронки. Человек, конечно, кинулся расспрашивать, узнал, откуда овцы, поехал на пастбище. И что же видит? Трава растет прямо на золотоносном песке! За один день стал миллионером! А другой заметил, что сын его играет каким-то камешком. Глядит — алмаз! Третий...

Каменистая пустыня незаметно перешла в серую, сожженную солнцем степь, в которой то здесь, то там проглядывали островки красно-ржавой земли. Причудливо изогнутые стволы и ветки эвкалиптов белели, словно кости. А кроны их, взметнувшиеся высоко-высоко, не давали почти никакой тени. В воздухе стоял сильный запах эвкалиптов — национальный, как говорили, запах Австралии, государства-континента. Джованни почувствовал его сразу, еще когда сошел с самолета в Дарвине. И до сих пор не может к нему привыкнуть. То ли дело, любимое дыхание Неаполя — запах моря, водорослей и апельсиновых деревьев в цвету. На старых деревьях кора полопалась и висела широкими рваными лохмотьями, словно свалявшиеся бороды стариков-аборигенов, а под ней розово просвечивала молодая кора, похожая на живую плоть.

Испуганное его появлением стадо кенгуру сорвалось с места и огромными скачками понеслось по степи; животные походили на чудовищных блох, за которыми, бестолково мечась из стороны в сторону, припустились с десяток страусов-эму.

А вот это уже что-то новое. На западе увядающая саванна была абсолютно белой, словно ее полили известью, совсем как здешние озера, когда они пересыхают и на дне выступают соль и гипс.

Джованни и раньше проходил здесь — так путь был намного короче. Но такой белизны он никогда не видел. Однако особого удивления это у него не вызвало. В этой стране если начнешь всему удивляться, ни на что другое времени не останется. Ну и что с того, что трава побелела?

Однако, если он собирается сократить дорогу миль на семь-восемь, ему надо пройти по пологому склону горы. Она тоже какая-то особенная, эта австралийская гора, из тех, что называют горами-островами, одиноко возвышающаяся посреди равнины. Отсюда каменная громада казалась огромной крепостью. Напрямик, через овраги и лощины, придерживаясь приблизительного направления, Джованни начал подниматься в гору. Постепенно с высотой лес становился все гуще. Кое-где среди эвкалиптов уже проглядывали акации, магнолии, бутылковидные деревья. И трава здесь была посвежее, питаемая живительной влагой потока, который с шумом сбегал по крутому склону горы и, сделав несколько поворотов по степи, бесследно исчезал, таял в красных песках на востоке.

Задыхаясь от усталости и жажды, путник припал к воде, погрузил лицо в прохладу ручья, пил долго и жадно, а затем улегся в тени ближайшей акации. Безмятежно расслабился. Эту забытую богом страну забыл и дьявол. Хищников нет. Одни только дикие собаки динго. Но они не трогают человека. Да еще змеи. Но и они не нападают, если только на них не наступишь.

Джованни проспал часа два-три. Когда он проснулся, солнце уже склонилось к западу, к красным зубцам горы. Сейчас они казались еще выше, и гора в самом деле напоминала замок — величественный замок, источенный временем, полуразрушенный вражескими набегами и ударами катапульт, с зубчатыми стенами и грозно зияющими провалами бойниц. Каких только ужасов не рассказывают аборигены об этой горе — владении Радужной Змеи. Будто бы встречаются здесь гигантские кенгуру, зайцы размерами со слонов, люди со звериными мордами, птицы с человеческими головами. Кто туда пойдет, назад уже не возвращается. Исчезает навсегда. Ни слуху о нем, ни духу.

Только сейчас он заметил, что попал на поляну такой белизны, что, казалось, здесь выпал снег. Кусты и трава были не совсем белые, а какого-то грязно-белесого цвета, некоторые еще живые, но уже отмеченные умиранием; на кустах — листья нормальной формы с обыкновенными прожилками, но словно искусственные, вылепленные мастерской рукой из стеарина. Но многие листья были уже мертвы; они походили на клочки скомканной бумаги, хотя и оставались висеть на ветках. Одни только старые ветви и стволы деревьев сохранили темный цвет, и он своей естественностью еще более угнетающе подчеркивал мертвую белизну листвы. Она словно сползала вниз и как белая пена прибоя заливала зеленую степь. Так осенние краски золотой лавиной спускаются с гор. Но это там, на родине. Не здесь. Здесь и осени нет. Деревья и кусты — вечнозеленые. Лишь во время сухого сезона выгорает трава.

Наполняя флягу водой, Джованни случайно заметил свадебную беседку шалашника. Эти умелые птицы так искусно строят свои гнезда из веток, листьев и пестрых перышек, что первые поселенцы считали их делом рук туземцев. Перед беседкой расположена «танцплощадка». Здесь самец, украсив ее всем, что привлекло его внимание, танцует перед подружкой свои обольстительные танцы. Танцует и одну за другой показывает своей любимой собранные им блестящие безделушки, свидетельствующие о его любви и богатстве.

Путник рассеянно разглядывал птичьи сокровища: скорлупки, жучков, змеиную кожу, стеклянный шарик. А это что? Он поднял с земли небольшой камешек. Лизнул его языком. И глазам своим не поверил.

Черный опал! А ведь черные опалы — самые дорогие в мире!

Под грязно-желтой песочной корочкой проглянула блестящая поверхность камня. Она искрилась бесчисленными разноцветными бликами, которые переливались словно в бездонной глубине. У него захватило дух. После шлифовки камень будет стоить тысячи фунтов.

Тысячи фунтов! И тогда — прощай, бедность!

Обезумев от радости, Джованни стал подпрыгивать, завертелся в каком-то неизвестном танце и действительно начат походить на скачущее кенгуру, только что без хвоста, да еще одетое в кожаные штаны и цветастую рубаху, с широкополой ковбойской шляпой на голове.

Значит, не враньем были рассказы про овечью голову, про ребенка, который играл алмазами! Вот ведь и ему повезло как в сказках! В его голове снова и снова мелькала только одна мысль: «Черные опалы! Тысячи фунтов! „Роллс-Ройс“! Вилла в Сорренто! Счет в Миланском банке!»

В изнеможении счастливчик рухнул на землю, не переставая целовать свою драгоценную находку.

И вдруг до него дошло. Ведь если он нашел один камень, то должны быть и другие, много опалов, целая жила. Опалы не встречаются по одиночке. Где же та жила, откуда шалашник достал свой опал? Наверняка где-то поблизости — здесь рядом, может, прямо под его ногами... Джованни вскочил на ноги, наклонился и начал искать, ничего не видя и не слыша, словно борзая, ищущая след. Он то продвигался вперед, то бросался в стороны, то снова возвращался назад. Время от времени, после минуты-другой поисков, он становился на колени и начинал рыть землю ножом. Эх, будь у него лопата! Но если бы и ножа не было, он бы руками стал рыть землю, лишь бы найти другие опалы, лишь бы нащупать жилу — источник его будущего богатства.

Все напрасно! Словно в тумане он поднялся чуть выше по горе. И здесь ничего! Опалы не родятся в твердых скалах. Их добывают из земли. Где же здесь поблизости есть желтая почва! Может, в овраге?