Огонь и Ветер (СИ)

― Спасибо. Вспомню твои слова, когда в море застигнет буря. Или прихвачу тебя с собой ― насладишься, сидя, так сказать, в первом ряду.

― Да пожалуйста. Металл… Металл я люблю. Природная стихия, которую не признают на Западе, но на Востоке люди всегда были умнее. Сам по себе металл любит убивать, он сходит с ума от желания убивать. Впрочем, золото и серебро научились убивать давно. Вселили в человеческие сердца любовь к себе и жадность ― и вуаля! Эх, сладкие времена золотой лихорадки… Жаль, что не застал, хотя люди и сейчас убивают за деньги, а деньги ― это металл, как ни крути. Все бумажки обеспечиваются золотом. Или уже платиной? Неважно. Золото, платина, серебро, оружие, деньги… Металл любит убивать. Он совершенен. Даже плуг чёртов ― из металла.

― Чёрт, неужели ты даже плугом готов убивать?

― Любым металлом. Железо… В любом языке ― это сильное слово. Оно даже сильнее, чем слово “война”. И с его помощью совершались самые прекрасные убийства… ― мечтательно договорил Эсмер, погладив одну из металлических заколок на длинной тёмной пряди. ― Без железа люди слабы. Кстати, самые тонкие ценители красоты ― маленькие дети. Иногда они меня понимают. Наверное, ты и сам не раз видел, как некоторые дети любят “убивать” свои игрушки ― безжалостно разбирают их и ломают. Так что смерть ― это непередаваемо красиво…

― Знаешь, что гораздо хуже обычного психа?

― Чего?..

― Хуже всего тот псих, который верит в собственную идеальность и непогрешимость. Рассуждаешь ты верно, но посылки неправильные.

― Да плевать. Главное, что рассуждаю верно и в свои рассуждения верю, ― отмахнулся Эсмер.

― И имя у тебя подходящее. Если бы ты с ним не родился, то тебе следовало бы его взять самому.

Эсмер сверкнул довольной улыбкой.

― Наверное, именно из-за него я и стал задумываться о семейном промысле всерьёз, когда был ребёнком. Эсмер Чжанавар ― Тёмный Хищник ― опасен, но обаятелен, душа компании и специалист по профессиональному убиению ещё живого.

― Избавь меня от этого, ― попросил Хоаран. ― Почему ты не убиваешь технику? Ведь мог бы. А вместо этого…

― Техника мертва. Сама по себе. Искусственная форма. Жизни в ней нет, одна смерть. Но мне нравится оживлять её. Иногда оживлять жизнями тех, кого я убил. И вот потом она тоже умирает красиво.

― Ты точно псих. Всё, даже слушать не хочу, что ты там ещё любишь творить!

― Ты просто не понимаешь… ― грустно ответил Эсмер. ― Знаешь, если бы люди научились понимать друг друга, они нашли бы огромное количество прекрасного. Того самого, что прежде не замечали и не понимали. Я верю, что ты видишь красоту в своих боях и драках, что они нужны тебе, но не понимаю. Не могу постичь работу твоего разума и проследить за мыслями. Верю, но не понимаю. Вот и ты поверь мне, что живое умирает потрясающе красиво. Ты не поймёшь и не увидишь этого, но просто поверить можешь же?

― Иди ты…

― Всё-таки ты толстокожий ― хреново чувствуешь других людей.

― У меня вообще с чувствительностью всё плохо, так какая теперь разница? ― растянувшись на траве, лениво отозвался Хоаран.

― Для того, чтобы понимать, не чувствительность нужна. Если продолжишь в том же духе, однажды просто сломаешь его и даже этого не заметишь. “Горе сердцу, которое льда холодней…”

Хоаран резко сел.

― Что ты сказал?

― Ты о чём? ― невинно переспросил Эсмер. Он тоже растянулся на траве, как недавно Хоаран, сорвал травинку и принялся её грызть.

― Про сломать.

― Если ты не будешь пытаться хоть иногда понять Джина, то сломаешь. Он потеряет надежду. Будет думать, что проще молчать, чем пытаться что-то объяснить. И будет медленно умирать, сгорая от невысказанных желаний, чувств, стремлений и мечтаний. Обычное дело. Он и так, похоже, слишком много всего накопил в себе ― много всего, что осталось невысказанным. Он как чаша, наполненная болью до краёв. Ещё немного ― и всё. Тебе наоборот нужно заставлять его говорить, чтобы он хотя бы по капле терял эту боль, что уже есть внутри него. Просто помоги ему немного, чтобы он пусть и не забыл, но перестал проживать эту боль снова и снова. Очисти его воспоминания, сделай их безвредными. Пусть будут просто грустной памятью, которую однажды заменит память светлая и чистая… Поверь мне, это так. Как профессионал тебе говорю. Человека можно долго пытать и наполнять болью, но если не заставить его вовремя выплеснуть из себя эту боль, то…

Эсмер умолк и провёл ладонью по волнистым волосам, немного прищурил глаза, всмотревшись в звёздное небо, и продолжил:

― Ирония в том, что он выбрал именно тебя для этой цели, хотя ты самый непригодный для такой задачи объект. Но он выбрал тебя ― и он уже не может этого изменить. Могу поспорить на собственную голову, что всё началось именно так ― он пытался поделиться с тобой своими воспоминаниями. Просто был какой-то момент, который заставил его поверить, что именно ты можешь помочь ему. Скорее всего, этот момент ― мелочь по сути ― произвёл на него очень сильное впечатление. Но ему хватило этой мелочи, чтобы поверить в тебя. Ну, так было?

Хоаран отвернулся от костра, смотрел куда-то во тьму, куда свет от огня не добирался. Брови сошлись на переносице, а в голове звучали торопливые сбивчивые слова, которые Джин так спешил тогда произнести. И шёл дождь.

Так и было, пожалуй, Эсмер не промахнулся, впрочем, специалист по пыткам и должен быть необыкновенно проницательным, чтобы находить самые уязвимые и сильные места жертв и не позволять им погибать раньше, чем надо. Другое дело, что он не просто проницателен, а воистину видит всех насквозь ― буквально.

― Ладно, молчи себе, но я уверен, что всё было именно так. Он сильный человек, но предел есть у всех. И тогда он предела достиг. С помощью тебя он просто увеличил немного свои возможности, но предел всё равно остался опасно близок. Не могу только понять, что же такое особенное он в тебе нашёл? Не хочу сказать, что ты плох: предательства от тебя Джин уж точно не дождётся, но в плане любви и духовной поддержки ты полный ноль, уж извини. Тебе бы подошёл кто-то другой, кого твоя любовь могла бы защитить, кому отчаянно была бы нужна твоя сила ― та самая сила, которая защитит и обережёт. Для спасения ни ты, ни твоя любовь не пригодны вовсе. У Джина самого силы достаточно ― от тебя ему не сила нужна. И не защита. Нет, я просто не представляю, как его так переклинило, что он выбрал именно тебя. По-моему, он должен был нехило хряпнуться башкой или с дуба рухнуть, чтобы положить глаз именно на тебя. Ума не приложу. Хотя он японец, а эти ребята неизлечимые фаталисты…

― Не переживай, я тоже ума не приложу, какого чёрта именно я, ― пробормотал Хоаран. ― И я сразу ему сказал, что мы оба пожалеем об этом.

― Да, ты всегда такой оптимист, что аж завидно. Лучших слов, полагаю, ты не нашёл?

― Не нашёл. Не имею привычки врать и называть белое чёрным.

― Ну, ты мог хотя бы сказать, что постараешься сделать ему так хорошо, как только сможешь. Разве это было бы ложью?

― Я не испытывал в этом никакой уверенности. До меня он с парнями дел не имел ― в этом смысле.

― Но захотел же. И именно ― с тобой. И смысл тут не при чём. Я даже уверен, что он рассчитывал на твой темперамент, Шимшек, проще говоря, к насилию он точно был готов.

― Я что, похож на того, кто будет…

― Тебе сказать правду или соврать? ― хмыкнул Эсмер.

― Ты серьёзно? ― не поверил Хоаран.

Эсмер сел, впечатал кулак в ладонь и кивнул.

― Точно! Всё сходится! Он и хотел от тебя именно этого, а ты его продинамил, что ли?

― Что?

― Ты его насиловал или нет?

― Иди к чёрту! ― полыхнул Хоаран.

― Значит, нет, а зря. Надо было. Пускай бы сравнил…

― Ты издеваешься?

Эсмер поднялся на ноги, выудил из кармана пачку сигарет, закурил и убито вздохнул.

― Насилие тоже может стать лекарством, а боль ― это вообще тонкая материя с широкими возможностями, тем более физическая боль. Боль может причинять как страдания, так и приносить наслаждение и исцеление… Знаешь, ты не перестаёшь меня поражать. И вроде умный, но иногда такой тупой, что прибить охота.