Апостолы Феникса

— Да, просто тонны.

— Когда последние несколько раз гид включал свой фонарь и я мог оглядеться, граффити сильно поубавилось. Почти совсем не осталось, встречается лишь кое-где. То же и с мусором. После лаза, где мы шли на четвереньках, я не ощущаю мусора под ногами — ни банок из-под пива, ни пакетов, как раньше. Это значит, что катафилы заходят сюда нечасто, если вообще заходят.

— Катафилы?

— Несмотря на то, что катакомбы закрыты, за исключением туристической зоны, эти туннели — популярный аттракцион для исследователей подземелий города. По ночам они спускаются под землю через люки, заброшенные туннели метро, подвалы выселенных домов — всюду, где могут. В основном это подростки или студенты. Они просто одержимы этими катакомбами. Парижане называют их катафилами — буквально: любители катакомб. Катафилы постоянно играют в кошки-мышки с подразделением подземной полиции, которая патрулирует участки туннелей, вылавливая их. Детишек штрафуют на несколько евро и отпускают до следующей встречи — на следующую ночь или в выходные.

— Ну разве это не хорошая новость? — сказала Сенека. — Разве это не позволяет надеяться, что нас найдут эти самые катафилы или даже полиция?

— Была бы хорошей, если бы не два момента, которые весьма меня беспокоят. Отсутствие граффити и мусора показывает, что мы находимся в таком месте, которое по каким-то причинам практически не посещается. Вдобавок неделя только начинается, и катафилов в эту ночь наименьшее количество. Наш друг знал что делает. Завел нас в безлюдное место в ночь, когда нет посетителей.

— Теперь я понимаю, почему он нас не пристрелил. Если бы обнаружили тела с пулевыми отверстиями, то это явное убийство, которое влечет за собой полицейское расследование. Но если мы умрем от травм или, окончательно заблудившись, просто от голода, то это будет выглядеть, словно пара глупых американских туристов ушла прогуляться по парижским подземельям и не вернулась.

— Слушай, — сказал вдруг Мэтт, прислушиваясь к отдаленному грохоту, от которого подрагивала земля.

— Что это?

— Может быть, рядом проходит линия метро. Проблема в том, что низкочастотные звуки распространяются по всем направлениям. Невозможно точно узнать, откуда они идут. Мы будем думать, что приближаемся к источнику звука, а он совсем в другой стороне.

Она снова услышала этот звук, теперь он был еще дальше. А потом затих, только вдалеке капала вода.

— Я читал об одном человеке, который работал в госпитале Валь де Грас. Однажды ночью он покинул свой пост и спустился в каменоломни, чтобы украсть вина из монастырских подвалов. Он пропал в 1793 году, а его тело нашли только в 1804-м. В руках у него было кольцо с ключами; тело лежало в нескольких ярдах от выхода. Предположительно, у него погасла свеча, и он блуждал много дней, пока не умер от жажды.

Сенека почувствовала озноб — куда сильнее, чем бывает при одиннадцати градусах (в буклете для туристов говорилось, что такова постоянная температура в катакомбах). Она задрожала, и Мэтт обнял ее за плечи и крепче прижал к себе.

— Что нам делать? — спросила она.

— Я думаю, самое лучшее — попытаться найти дорогу назад, туда, откуда мы пришли. Если нам удастся найти лаз, он выведет нас в район, где гораздо более оживленное движение.

— Но мы ведь потом прошли еще десятки туннелей и пещер с костями, и проломов в стене. У него была карта. У нас ничего нет. Мы будем думать, что идем в нужном направлении, а придем в куда худшее место.

Мэтт нервно засмеялся.

— Не думаю, что нам удастся найти куда худшее место. Путеводитель именует катакомбы Империей смерти.

— Спасибо, порадовал, — слезы подступили к ее глазам. — Один из нас приносит несчастье. — После долгой паузы она сказала: — Уже во второй раз нас пытаются убить.

— Ты права. Я не поверил, когда мне сказали, что моя лодка стала жертвой несчастного случая. Уж слишком легко адвокат производителя этого беспилотного вертолета согласился не доводить дело до суда.

— Теперь, после всего этого, мне кажется, что причина кроется в том, что мы расследуем.

— Разграбление могил?

— Да. Это связующая нить. В конце концов, до нашей встречи в Киз ничего такого не было. И не забудь, взрыв в Мехико, насколько я понимаю, должен был скрыть то, что тоже очень похоже на разграбление гробницы. — Ледяные пальцы паники пробежались по ее позвоночнику. — Три покушения на мою жизнь. Кажется, в талисманы я не гожусь.

Мэтт крепче прижал ее к себе.

— В Мехико это была ты, а теперь это мы. Кто-то крадет останки массовых убийц с непонятной целью, и этот кто-то очень не хочет, чтобы мы обнаружили это. Вот почему был взрыв в Мехико, вот почему утопили мою лодку и вот почему мы сидим в темноте, не имея возможности выбраться отсюда. Я думаю, мы подобрались слишком близко, и потому нас хотят убрать с дороги.

— Если ты прав, они проделали большую работу, чтобы донести эту мысль до меня.

— Думаешь, этого достаточно для статьи?

Сенека засмеялась, оценив его попытку разрядить обстановку.

— Надеюсь, у меня будет возможность ее написать.

Снова земля задрожала от далекого грохота.

— Ты готова попробовать поискать путь отсюда?

— Да, — сказала Сенека и начала было подниматься на ноги, но Мэтт ее удержал.

— Можно задать тебе вопрос?

— Конечно.

— Ты любишь Хэллоуин?

— Э-э, да, конечно, по крайней мере любила, когда была маленькой. Это был мой любимый праздник. А сейчас никакой любви не чувствую. Потому что хватит, достаточно уже меня пугали.

— А у меня Хэллоуин до сих пор любимый праздник. Я каждый год украшаю дом, и кроме конфет у меня всегда есть большой мешок светящихся палочек. Я выдаю по палочке каждому из детей, чтобы им светлее было собирать конфеты в эту ночь.

— Это очень мило, Мэтт, но почему ты решил рассказать мне об этом именно сейчас? Мне кажется, надо подождать с разговорами про Хэллоуин до какого-нибудь солнечного дня на пляже. Понимаешь?

Он не ответил. Судя по звукам, он полез в карман куртки. Затем раздался треск разрываемой бумаги, словно он срывал обертку с шоколадного батончика, щелчок — и вдруг пространство вокруг них осветилось мягким зеленоватым светом.

— Хэллоуин! — объявил он с широкой улыбкой.

ГРАФФИТИ

2012, Париж

— А сколько у тебя светящихся палочек? — спросила Сенека.

Мэтт, вытянув руку со светящейся пластиковой трубочкой, пошел по туннелю в направлении, противоположном тому, откуда они пришли. Свет от палочки окрашивал их непосредственное окружение в бледно-зеленый цвет.

— Я подумал: в темноте катакомб пусть будут под рукой. И взял две. Это хорошая новость. — Он осторожно продвигался по коридору каменоломни, который был вырублен, быть может, еще римлянами.

— А плохая? — Сенека ухватилась за куртку Мэтта, потому что пол был опасно неровный.

— Каждая светит около получаса, и, к сожалению, выключить ее, чтобы сэкономить энергию, нельзя. Так что если мы не найдем способа выбраться отсюда приблизительно за час, нам несдобровать.

— Тогда надо идти быстрее.

— Помни: если мы переломаем ноги, светящаяся палочка не поможет.

— Да, сэр.

Примерно через полчаса, по подсчетам Сенеки, они добрались до того участка туннеля, где вода доходила до колен.

— Помнишь? — спросил Мэтт.

— Кажется. После лаза, где мы ползли на четвереньках, я совершенно потеряла ориентацию. Помню, что мы шли по воде, но не стану клясться, что именно здесь.

— Черт! — Мэтт потряс палочкой.

— Что такое?

— Гаснет. Пожалуй, не стоит зажигать следующую, пока не дойдем до лаза.

— Как скажешь. Пошли.

Она старалась говорить бодро и уверенно, но палочка действительно гасла, и ее зеленоватое мерцание делало все одинаковым — бесконечные каменные стены и разбросанный повсюду мусор. Она боялась, что они неправильно выбрали направление и только глубже погрузились в лабиринт туннелей. И не могла думать ни о чем, кроме истории человека, который умер в темноте в нескольких ярдах от выхода. А тело его нашли только через одиннадцать лет. Она блуждает по Империи смерти, и рано или поздно останки ее и Мэтта пополнят число уже имеющихся.