Игра о напрестольном кресте (СИ)

— Поистине так: ты заговорила моим языком, девушка, — веско произнесла Хильдегарда.

— Мне можно на него глянуть? — спросила Хуана.

Но тут враз потемнело так сильно, будто, наконец, грянула Великая Ночь Всех Ночей.

— По местам! — скомандовала аббатиса. — Хуана, иди с Кристин — она одна. Я уж тут как-нибудь.

Ступени башни осыпались под ногой, стена крошилась на сандалии, покусывая босые ступни.

— Кристина, совладаю ли я с самострелом?

— Да ты пока только болты подавай. Их у нас обычно хватает, я могу по пять-шесть в минуту выпускать. Был бы кто на подхвате.

Вверху оказалось так тесно, что и пришлось стать спиной к спине. Зато обзор был отличный — на все стороны сразу.

И удручающий — или Хуане так показалось с непривычки.

Тьма стояла круговой стеной, двигалась со скоростью пожара в степи — и лишь круглое сероватое, подсвеченное глубинным пламенем окно стояло над шпилем их церкви.

— Справимся? — почти прошептала она, стиснув в руках плотную охапку стрел — с четырехгранными наконечниками, с тройным оперением из пергамента. Полустёртая, выскобленная вязь отсвечивала на клочьях: «Stromata».

— Не знаю, — методично выпуская в облако одну стрелу за другой, бросила Кристина. — Никогда. Раньше не было. Кто-то кому-то. Сказал нечто и раздразнил. Внизу тоже самострел. С прямой наводкой. Это я на случай.

— Крис. Я читала твою поэму о «девушке, прославившей наш пол». Помнишь? «Слово о Жанне д’Арк».

— Дева Жанна! Жаворонок Франции! Верно.

— Позови её, — твёрдо сказала Хуана. — Это лучшая из нас. Полководец. Святая.

Тучи разверзлись на востоке, в узкой щели блеснуло нечто серебряное, как крыло ангела или рыцарский доспех. Но тотчас же заклубились на Востоке ещё выше — если такое было возможно.

— Сделай что-нибудь ещё, — взмолилась Хуана. — Она в самом деле идёт? Ей же трудно рассекать… океан.

Откуда взялось это слово, она сама не поняла, но на соседней башне колыхнулось наголовье Эвфразин, Ефросинии. Она так же, как и сама Хуана, стояла рядом с арбалетчицей: Хильда или всё же София?

И вдруг…

Самое главное всегда случается вдруг и неожиданно.

Беззвучный зов, состоящий, казалось, из одного света, пронёсся над скопищем безликих, пал с небес и ударил в тылы, отчего разошлось серое небо, явив ярчайшую синеву, и раздалась грудь земли. Могучая рука, сжимающая рукоять секиры, явилась там, и красный щит, который плыл вперёд наподобие драконьей головы, и зловещий туман расступался перед грудью корабля или человека двумя струями, оставаясь в кильватере, и…

— Торвальд, сын Кодрана. Викинг. Путешественник, — Кристина выпрямилась, утирая лоб рукавом. — Он справится.

— Кто он?

— Это Предслава его вызвала: сумела, наконец, — голос Кристины стал спокойней, видимо, она отдышалась после боя. — Тур восстанавливал её родной город Полоцк после того, как языческий принц Вольдемар его разрушил и увёз себе княжну Рагнейд в жены. Ставил церкви и монастыри. И крестил. И основал сердце Болотной Страны — Туров. И стал частью здешней земли. Его друг Олаф, сын Трюггви, который позже крестил Норвегию, свой крест принял именно от Торвальда.

— Предслава?

— Так её звали до того, как постриглась, — нашу Эфразин.

Небо стремительно обретало истинную окраску: крутыми вратами вставали над влажной землёй многочисленные радуги. С соседней башни махали руками — непонятно кому. Обе наших женщины вторили.

Викинг, который сверху казался едва ли не ростом с храмовый портал, сошёлся с хрупкой девой в серебряных доспехах и обхватил её за плечи.

— Пойдём-ка и мы туда, — проговорила Кристина. — Я всегда говорила: истинные женщины созданы для истинных мужчин и в то же время истинных мужей создают.

… — Вот он — крест, — величавым басом проговорил Торвальд.

Викинг поднял его из алтарного камня и держал перед собранием на вытянутых руках: изузоренное золото и рубины, подобные каплям крови, тёмные глаза агатов и скатный жемчуг.

«Вот оно — то, что мы защищаем в предвидении урочного часа, — подумала Хуана. — Мы, женщины. Значит ли это, что час тот будет знамением для всех мудрых жён и премудрых девиц, которые не дали погаснуть своему светочу?»

На этой мысли узкая, чуть шершавая рука Предславы, в иночестве Евфросинии, скользнула в её руку. Другая уже принадлежала Орлеанке, которая положила пальцы на запястье Кристины-старшей, которая, в свой черёд…

И сомкнулся круг сестёр.

© Copyright: Тациана Мудрая, 2012