Мятежные ангелы

— А Орден тоже существовал не всегда?

— Некоторым образом всегда. Только прежде это было одно из племен. Жрицы. Целительницы, мистики, провидицы. Они переправляли духи в мир, что лежит по ту сторону всего. Они были мастерицами создавать иллюзии. Их сила всегда была велика, но со временем она становилась все больше и больше. Ходили слухи, что они сумели отыскать источник всей магии сфер.

— Храм?

— Да-а… — шипит горгона. — Храм. Говорят, Орден пил из его источника, и потому магия стала частью этих женщин. Она жила в них, становясь все мощнее с каждым поколением. И наконец они стали сильнее всех. То, что им не нравилось, они стремились исправить. Они начали ограничивать посещения твоего мира другими существами. Никто уже не мог отправиться туда без их разрешения.

— Это тогда они построили руны?

— Нет, — отвечает горгона. — Это была их месть.

— Я не понимаю…

— Разные существа из многих племен объединились. Они восстали против власти, которую обрел над ними Орден. Они не желали спрашивать позволения. И однажды они нанесли удар. Когда несколько молодых учениц Ордена играли в саду, существа неожиданно напали на них, унесли в Зимние Земли и там убили. И вот тогда-то эти существа и открыли ужасную тайну.

У меня пересохло во рту от этой истории.

— И что же это за тайна?

— Если принесешь кого-то в жертву, обретешь огромную силу.

Вода под днищем корабля плескалась, мы двигались все вперед и вперед…

— И Орден, в ярости и гневе, построил руны, запечатав в них всю магию сфер. Они закрыли границу между мирами, и только они сами могли ее пересекать. И все, что осталось по ту или другую сторону этой границы, осталось там навсегда.

Я сразу вспомнила о мраморных колоннах в школе Спенс, о существах, навеки запертых в камне.

— И так все и оставалось долгие годы. Пока одна из вас не предала Орден.

— Цирцея, — тихо произношу я.

— Да-а… Она принесла жертву и снова дала силу духам Зимних Земель. Чем больше призраков они перетаскивают на свою сторону, тем сильнее становятся и тем быстрее слабеют печати рун.

— Значит, я именно поэтому смогла их разбить? — спрашиваю я.

— Возможно. — Ответ горгоны звучит как вздох. — Возможно, высокая госпожа.

— Почему ты зовешь меня высокой госпожой?

— Потому что ты такова и есть.

Мои подруги тем временем развлекаются. Они по очереди повисают на канате паруса, отдаваясь напору ветра. Радостный смех Пиппы звенит над водой. У меня есть вопрос, который мне очень хочется задать, но я боюсь произнести его вслух, боюсь ответа, который могу услышать.

И все же я решаюсь.

— Горгона, — начинаю я, — а правда ли, что духи тех, кто покинул наш мир, должны обязательно переходить на другую сторону?

— Именно так всегда и было.

— Но есть ли такие духи, которые навсегда остаются в сферах?

— Я не знаю ни одного такого, который не поддался бы порче, разложению и не отправился бы в конце концов в Зимние Земли.

Ветер срывает с головы Пиппы венок. Она со смехом гонится за ним и наконец ловит и крепко сжимает в руках.

— Но теперь-то все по-другому?

— Да-а, — шипит горгона. — По-другому.

— Значит, и такое может быть, что их путь тоже изменился?

— Может быть.

— Джемма! — окликает меня Пиппа. — Как ты себя чувствуешь?

— Гораздо лучше! — кричу я в ответ.

— Так иди к нам!

Я оставляю свой насест рядом с горгоной и присоединяюсь к подругам.

— Ведь правда эта река прекрасна? — говорит Пиппа, широко улыбаясь.

Река действительно представляет собой великолепное зрелище, она сияет бирюзовой синевой.

— Ох, как я по всем вам соскучилась! А вы по мне скучали?

Фелисити подбегает и обнимает, стискивает Пиппу.

— Я ведь думала, что никогда тебя не увижу!

— Ты уже это говорила два дня назад, — напоминаю я.

— Но я и эти два дня едва выдержала! А ведь скоро Рождество, — задумчиво произносит Пиппа. — Вы уже были на вечерах с танцами?

— Нет, — отвечает Энн. — Но отец и мать Фелисити дают бал на Рождество.

— Полагаю, это будет нечто совершенно роскошное, — говорит Пиппа, слегка надув губки.

— Я в первый раз надену бальное платье, — продолжает Энн.

И начинает во всех деталях описывать свой туалет. Пиппа расспрашивает о предстоящем бале. Все выглядит так, словно мы вернулись в школу Спенс и сидим в большом холле, в «шатре» Фелисити, сплетничая и строя разные планы.

Корабль неспешно продвигается по реке, а Пиппа принимается кружить Фелисити.

— Мы вместе! И мы никогда больше не расстанемся!

— Но мы должны вернуться, — говорю я.

Взгляд Пиппы, полный боли, ранит меня.

— Но когда вы воссоздадите Орден, вы ведь придете сюда, ко мне? Ведь правда?

— Конечно, придем, — говорит Фелисити.

Она опять подходит поближе к Пиппе, радуясь, что может быть рядом с ней. Пиппа берет Фелисити под руку и опускает голову ей на плечо.

— Вы — самые лучшие мои подруги в целом мире! И ничто этого не изменит!

Энн шагает к ним и обнимает обеих сразу. И я наконец обхватываю Пиппу за плечи. Мы окружаем ее, как лепестки — середину цветка, и я стараюсь не думать о том, что случится со всеми нами, когда мы отыщем Храм.

За крутым изгибом реки открывается невероятно величественный пейзаж; вдоль воды стоят утесы, изрезанные пещерами, они высоко вздымаются над нашими головами. На камнях высечены изображения богинь. Они поднимаются футов на пятьдесят в высоту, их головы украшают сложные конусообразные прически. Шеи богинь увешаны драгоценностями. Но кроме драгоценностей на них нет ничего, они обнажены и выглядят очень чувственными; они изогнули талии, закинули руки за головы, на их губах блуждают улыбки… Приличия требуют от меня немедленно отвернуться, но я продолжаю осторожно посматривать на прекрасных женщин.

— Ох, боже милостивый! — вскрикивает Энн и опускает голову, уставившись в палубу корабля.

— Что это такое? — спрашивает Фелисити.

Горгона открывает рот:

— Это Пещеры Вздохов. Теперь это место заброшено и превратилось в руины, здесь обитают только хаджины, неприкасаемые.

— Неприкасаемые? — переспрашиваю я.

— Да-а. Вон один из них.

Голова горгоны склоняется вправо. В кустах у берега что-то быстро движется.

— Грязные твари.

— А почему их называют неприкасаемыми? — спрашивает Энн.

— Они всегда такими были. Колдуньи Ордена выслали их в Пещеры Вздохов. И теперь никто не приходит сюда. Это запретное место.

— Ну, это несправедливо, — говорит Энн, повышая голос. — Это совершенно несправедливо!

Бедняжка Энн… Уж она-то знает, что такое быть неприкасаемой.

— А раньше это место как-то использовалось? — спрашиваю я.

— Здесь женщины Ордена встречались со своими любовниками.

— Любовниками? — с любопытством переспрашивает Фелисити.

— Да-а…

Горгона некоторое время молчит, потом добавляет:

— Ракшана.

Я теряюсь, не зная, что сказать и подумать.

— Братья Ракшана и женщины Ордена были любовниками?

Голос горгоны звучит как будто откуда-то издали.

— Когда-то были…

Тут Фелисити вскрикивает:

— Ой, посмотрите туда!

Она показывает в сторону горизонта, где с неба падает густой туман, похожий на золотую пыль, — он скрывает от наших глаз то, что лежит дальше по реке. И при этом ревет, как водопад.

— Мы что, поплывем сквозь это? — встревоженно спрашивает Энн.

Пиппа прижимает ее к себе.

— Не надо так беспокоиться. Все будет прекрасно, я уверена, иначе горгона не повезла бы нас туда. Ведь так, Джемма?

— Да, конечно, — отвечаю я, стараясь не показать, насколько я испугана. Я представления не имею, что с нами будет. — Горгона, на тебя ведь наложены чары, ты не можешь причинить нам вреда?

Но мои слова заглушает рев золотого водопада. Мы садимся на палубу корабля и прижимаемся друг к другу. Энн крепко закрывает глаза. Мы продвигаемся вперед, и я тоже зажмуриваюсь, боясь узнать, что нас ждет, что произойдет дальше. И, ничего не слыша за ревом, терзающим наши уши, мы проплываем сквозь этот влажный занавес — и выскакиваем на другую его сторону, где река вдруг становится похожей на океан, мы не видим берегов, лишь далеко впереди маячит зеленый остров.