Там где нет жемчужин (СИ)

- Вы совершенно ни рады тому, что он все еще с вами? - осторожно спросил я, впервые услышав от нее что-то, что находилось до этого в обоюдной тайне.

- Мне стало бы легче...- неопределенно ответила женщина в черном. Мы подошли к тому самому месту, где я по обыкновению должен оставить ее в ее собственной скорби. Я не стал нарушать традиции, сегодня и так было приоткрыто слишком много. Посему, я покорно оставил ее у неизвестной могилы. Туман скрыл ее очарование, а я вернулся в кабинет.

            Огромные желто – рыжие кактусы стояли непробиваемой стеной по всей поверхности суши. Их острые ядовитые шипы торчали отовсюду, касаясь, казалось бы, самого серого, пасмурного неба.

В далеких неизвестных краях жили искусственные незрячие синички. Спокон веков они слышали и верили в то, что далеко - далеко, за вершинами бескрайних долин гигантских кактусов, существует интересный, забавный и волшебный мир маленького Озера. Каждая синичка еще с самого детства, убивая любого из собратьев своих, искренне верила, что, только набравшись сил и мудрости, сможет пересечь эти дикие поля шипов, тем самым навсегда  прекратить братоубийство во благо крови. Дело в том, что только кровь была способна продолжить существование их безглазого тела. Но озеро, по их преданиям, было способно излечить их суровый недуг. Вот почему они собирались в огромные стаи и безрезультатно пытались пресечь не преступные кактусы. В силу врожденной слепоты, они постоянно напарывались на ядовитые шипи, пожирая в процессе полета друг - друга, глупые кровожадные птицы, никогда не преодолевали, вскормленное, быть может, собственной фантазией, заданное препятствие.

            Откуда брались эти странные птахи никто не знал, но высохшие на ядовитых шипах останки этих существ, привлекали внимание таких, же глупых, но зрячих червей, которые что есть силы, ползли по острым стволам кактусов, вспаривая собственные животы, налезая друг на друга, в навязчивой идее полакомиться птичьим потрохам, даже не подозревая о  существующей мечте этих жертв, смерть за которую, воодушевляла к образованию бездумного движения к новой смерти…

            Мерзкий и настойчивый телефонный звонок ворвался в мое сознание. Я открыл глаза. Сиплый сонный голос Павла, отвечал согласно стандартной отработанной с годами схеме. Я был рад, что кто-то ответил за меня и у меня еще есть время полежать в гробу, вдыхая ароматы свежего дерева, еще незыблемой обивки. Лак, клей и особенность ткани - все создавало свой неповторимый запах, который не спутаешь ни с каким другим. Я любил этот запах. И вообще - я любил свою работу и дом, которым стала моя работа.

- Я вызову Никиту и Иллону. - утвердительно сообщил Павел.

- Омовение...- задумался я. - Странно, зачем покойнику принимать душ?...Все равно это не помогает... Завтра, в полдень. Совсем скоро, в этом убежище будет лежать тело, лишенное функций и мысли... Оно будет источать смрад. И ничто не остановит этот смрад... Бальзамирование так же не властно над этим неудержимым смрадом! Одна секунда смерти, одна капля смерти - и все вмиг наполняется запахом смерти!...- я потянулся, услышал, как хрустнули позвонки. - Все так

необычайно странно! Почему человеческая смерть, как и жизнь, оставляет по себе отраву?...Когда ты жив - плохо, когда умираешь - еще хуже... Странно...- я приподнялся в гробу и увидел, что остался совершенно один. Павел покинул комнату, значит, он не участвовал в моих рассуждениях, а еще, это означало смену караула. Я нехотя встал и принял пост, в ожидании новых звонков, которые так и не продолжились.

Только во время полуденной церемонии, мне на мобильный телефон позвонил господин, потерявший дочь. Я слушал его, заведомо предполагая, что именно выберет тот, кто уже не станет отцом. Но я слушал его не внимательно, так как мой взор был прикован к гробу,

который величественно и мерно опускался вниз. Гроб, в котором я вчера лежал и в который не лягу уже никогда.

И мне было грустно. По-настоящему печально. Ибо только так я искренне могу разделить скорбь тех, кто сегодня провожает в путь мужа и друга, отца и быть может любовника...Я не знал этого человека, но я знаю гроб, в котором он сейчас лежит и в котором останется навсегда. Следовательно, в данный момент я аналогично провожал в последний путь своего лучшего друга. Я скорбел о своем, но одновременно и честно…

- Интересно, то что снится мне - это мир иной или только потуги необузданного сознания, вторичный продукт нейронов мозга? - рассуждал я лежа у безымянной могилы, прямо на снегу. Рядом работал Павел, он усердно пробивал лед, и даже на расстоянии я чувствовал жар его гигантского тела.

- Сны у вас, барин, не добрые. - заметил детина размахивая лопатой, как мечем словно рыцарь в доспехах.

- А что у нас доброго? Все и вся вокруг изменилось...Да чего далеко ходить. Вот я, например, добрый?

- Это относительно. - многозначительно выдохнул Павел. Он на время оторвался от работы. Опершись о корешок лопаты, он принялся рассуждать на тему добра, возможно, эта поза помогала ему в этой нелегкой задаче. - Быть добрым и не делать зла совершенно разные вещи. - Павел задымил дешевыми папиросами. - Доброта, она сродни любви ,барин...А что касается вас - вы никого не любите. Но и не обижаете никого. Но! - Павел философски поднял палец в морозную высь. - Может поэтому то вы никого и не обижаете, коль любить некого, то и обижать, стало быть не кого...

- Интересные у тебя мысли. - улыбнулся я. - Может ты и прав. Ты прав в начале своего рассказа. Относительность - это единственное в чем можно быть уверенным. Относительность отвергает всякое конкретное по определению...Но, все равно, так интересно: сон это проекция смерти или нет?

- Судя по снам, я бы не хотел, что б так выглядел мир в который я отправлюсь потом. - честно признался Павел, сплюнул табак и принялся молотить лед.

- Иногда, мне кажется, что сон - это и есть жизнь. Просто другая. Иногда я присутствую в ней, иногда, просто наблюдаю за тем, что происходит. Но наличие моего присутствия уже говорит о том, что я есть. Как воздух. Везде и одновременно во всем...Но тот мир страшит меня. Я рад, что у меня есть возможность проснуться, иначе я бы сошел с ума...- я встал, отряхнул снег с одежды и понял, что нестерпимо замерз.  - Я принесу нам чаю...

Стена. Высокая и длинная не знающая ни начала, ни конца, стена рассекала пространство. Она уходила куда-то вверх, туда, где начинались густые желто - глиняные облака. Повсюду было тихо, если не считать странного шелеста, который постоянно даже беспрерывно наполнял воздух. Стена была неопределенного цвета. Одно было ясно точно - это была старая, но добротная монолитная стена, созданная добросовестным зодчим.

            Эту стену не возможно было обойти или перелезть через нее, так как, как бы ты ни карабкался, рано или поздно голодные глиняные облака разорвут тебя в клочья и стена так, и останется защищенной и непреступной. Со стороны, она казалась обычной, неприметной стеной, однако, если присмотреться к ней по внимательнее и с более близкого расстояния, то можно было определить в ней некоторую особенность. Все ее стены, вся ее невероятная плоскость была усеяна черными и коричневыми бабочками. Эти удивительные создания не менее удивительным образом были прибиты к стене. Они были еще живы, практически все. Они хлопали отчаянно крыльями пытаясь взлететь. Возможно, им было больно, их хрупкие тельца пронизывали острые неумолимые иглы, а крылья со временем стирались в прах от настойчивого желания взлететь. Этот грозный  символ свободы был создан неизвестным конструктором, который увековечил свое хобби вечным монументом собственной славы. Этот странный герб, быть может, символизировал еще и прочность красоты, которая желает быть нетленной, непрерывно стремясь к почету. Однако находиться там было не возможно, монотонное шуршание крыльев постепенно сводило с ума, а внушительные и необъятные размеры препятствия  делали невозможным переход в новый уровень. И поэтому приходилось бежать. Бежать без остановки куда-то вдоль стены, в надежде, что где-то образуется просвет и тишина...