По вере его (СИ)

— Ты имеешь полное право злиться на меня, — начал Драгнил. — Не только потому что я завалился к тебе пьяным и едва не устроил драку. А, прежде всего, из-за того, что именно в таком состоянии я сел за руль. Глупое и весьма опасное занятие. Обещаю, подобное больше не повторится.

Грей, помедлив, повернулся, впившись тяжёлым, пристальным взглядом в ещё бледное после бурной ночи лицо друга, словно пытаясь для себя решить, насколько можно верить его словам. Очевидно, доводов «за» оказалось больше, потому что Фуллбастер небрежно кивнул на дверь и предложил:

— Поехали, заберём твою машину.

Восточная стройка вполне ожидаемо встретила их тишиной и полным запустением. Грей только неопределённо хмыкнул, осмотрев распахнутые хлипкие ворота, щёлкнул по болтающемуся на остатках цепи замку:

— Надо кого-нибудь прислать, пусть закроют, чтобы посторонние не лазили здесь.

Круговые следы шин на площадке и чёрные полосы восторга у него явно не вызвали, однако от комментариев он воздержался. Осмотрел джип, проверил, заводится ли, и снова вернул ключи владельцу автомобиля. Нацу всё это время стоял у заднего бампера, рассматривая землю, пытаясь найти на ней хоть какие-то материальные доказательства присутствия здесь другого человека, но лежащую на камнях серую пыль не тревожили уже очень давно.

— Ты сказал, что видел на стройке Люси, — встав рядом с ним, поинтересовался Фуллбастер. Честно говоря, вчера он не воспринял эти слова своего гостя всерьёз — мало ли что могло померещиться с пьяных глаз? Но сегодня, видя, с каким интересом и тщанием тот осматривается, решил всё же поговорить об этом. Возможно, ему просто померещилось. Или на стройку пробрались подростки, вот одного из них Драгнил и принял в темноте за погибшую возлюбленную. — Где она стояла?

— Прямо здесь, — ткнул под ноги Нацу. Грей сделал несколько шагов вперёд и вернулся обратно, оставив на земле чёткие отпечатки своих ботинок. Выходит, версию с подростками можно смело отметать — кроме его собственных, никаких других следов больше не было.

— Скорее всего, тебе просто показалось, — резюмировал он. Драгнил не ответил, поднял голову, обводя взглядом окружающее пространство, и застыл. — Что?

— Мне не показалось. Люси была здесь. Смотри!

Примерно на уровне их глаз на стене была нарисовано большое солнце, в центре которого располагалась надпись «Л+Н».

— Это мог нацарапать кто угодно, — попытался остудить пыл своего спутника Фуллбастер.

— Так рисовала только она, — возразил Нацу, подходя вплотную к стене и осторожно обводя рисунок кончиками пальцев. — Обычно рисуют сердечко или пишут знак равно и букву Л, а Люси хотела, чтобы этот рисунок был особенным, только нашим. Она была здесь, Грей. Не знаю, как, но вчера я видел именно её. И Люси… она спасла мне жизнь. Спасибо, милая, — уже гораздо тише сказал он, обращаясь к неровным, тщательно прорисованным линиям. — Спасибо за всё.

Фуллбастер ничего не ответил. Если друг хочет так думать, пусть. Всё, что угодно, лишь бы Драгнил снова стал прежним.

========== Глава 2 ==========

Нацу неторопливо шёл по тенистой кленовой аллее. Ветер ласково перебирал его розовые пряди, шаловливо забирался за воротник рубашки, ревниво обдувал лицо, спасая от полуденной жары. Заасфальтированная дорожка, раздваиваясь и огибая с двух сторон огромную клумбу с цветами всевозможных оттенков, наполнявшими плотный тёплый воздух сладковатым нежным ароматом, неуклонно вела его к двухэтажному белому зданию в старинном стиле, растекаясь перед ним небольшой площадкой — автомобильная парковка располагалась за пределами пансионата, и передвигаться по его территории посетителям разрешалось только пешком. Не пройдя до корпуса и половину пути, Драгнил свернул вправо, на боковую аллею, предварительно пропустив вперёд катящую инвалидную коляску с пациентом девушку в бежевой форме здешнего персонала. Через несколько метров он вышел на уставленную плетённой мебелью и зонтиками от солнца поляну, где, наконец, и увидел того, кого намеревался сегодня навестить.

Сидевшая за одним из столиков очень худая, строгая на вид женщина лет пятидесяти пяти увлечённо просматривала печатное издание, в котором Нацу безошибочно узнал «Деловой вестник Магнолии». Видимо, этот процесс оказался настолько захватывающим, что она ничего не замечала вокруг. Подождав ещё немного, Драгнил всё же решил привлечь к себе её внимание.

— Знаешь, я всегда считал, что дамы столь почтенного возраста предпочитают любовные романы, а не биржевые сводки, — усмехнувшись, сказал он.

— Любовные романы пусть читает оОба Бабасама, а я пока не хочу превращать свои мозги в розовый кисель, — ворчливо отозвалась «дама почтенного возраста», поднимая на него глаза. — Лет до девяноста точно.

— Что-то мне подсказывает, что и тогда ты вряд ли изменишь своим вкусам.

— Обычно представительниц моего пола обвиняют в непостоянстве. Так что ваше последнее заявление, молодой человек, я буду считать за своеобразный комплимент.

— Не стоит, иначе я решу, что совершенно разучился их делать.

— В таком случае, мне надо срочно взяться за ваше обучение — негоже терять хватку. А пока поцелуй меня и сядь уже, наконец, — в женском голосе отчётливо прорезались скрипучие раздражённые нотки, поэтому Нацу поспешил, послушно коснувшись губами прохладной, гладкой щеки, занять стул напротив, предварительно положив перед своей визави разноцветную коробочку, перевязанную красной атласной ленточкой:

— Их доставили сегодня утром. Надеюсь, твой врач будет не против подобных гостинцев.

— Даже если и будет, меня это не остановит — когда я отказывалась от своих любимых мармеладных мишек? — сухие тонкие пальцы, украшенные безупречным маникюром, проворно развязали бантик, откинули крышку и любовно погладили лакомство. — Спасибо, мой мальчик, знаешь ведь, как порадовать старушку.

— Брось, Ур, ты совсем не старуха, не наговаривай на себя, — возразил Драгнил, с лёгкой полуулыбкой наблюдая за своей собеседницей. Та в ответ на его слова только фыркнула, пряча своё сладкое богатство от чужих любопытных глаз под газетой — уж чем-чем, а мармеладками она точно ни с кем делиться не намерена.

Ур была матерью Уртир Милкович — девушки-подростка, которой оказались обязаны жизнью и сам Нацу, и его сестра Эльза. На момент, когда объятый пожаром дом навсегда изменил жизнь двух семей, ей не исполнилось и сорока. Мистер Милкович исчез в неизвестном направлении почти сразу после рождения дочери, однако ни его побег, ни тяжёлая судьба матери-одиночки, ни даже смерть единственного ребёнка не сломили эту сильную духом женщину, которая проходила все испытания с высоко поднятой головой и ехидной ухмылкой на тонких, никогда не знавших помады губах. Драгнил и через столько лет помнил, как она стояла у могилы Уртир — спокойная, гордая, с прямой спиной и без единой слезинки в глазах. Ур никому не показывала своё горе, стараясь избежать самого страшного — жалости, что щедро готовы были обрушить на неё окружающие люди и которая в итоге сломала его собственных родителей, заставив покинуть родной город.

Это могло показаться странным, но Нацу не одобрял их поступка — боль от перемены места жительства не стала меньше, а словно увеличилась в разы, потому что к ней прибавились угрызения совести перед теми, кто казался брошенным, забытым, вычеркнутым из жизни: Зерефом, Уртир и… Ур — женщиной, после смерти дочери оставшейся в полном одиночестве. Поэтому, как только появилась возможность, он вернулся, чтобы хоть как-то компенсировать миссис Милкович её утрату.

Ур поначалу была категорически против любых широких жестов с его стороны. «Ты ничего не должен мне, — говорила она. — Никто не виноват в том, что произошло, кроме тех, кто это сделал. Так что не вини себя и живи спокойно». Но Драгнил оказался очень настойчив, и ей ничего не оставалось, как сдаться, поставив одно условие: чтобы никого не стеснять, она будет жить в пансионате, потому что ей по состоянию здоровья требовался медицинский уход. Деньги от продажи дома миссис Милкович торжественно вручила молодому бизнесмену с наказом вложить их в дело, что тот и сделал, да так удачно, что смог не только раскрутиться сам, но и обеспечить своему неожиданному спонсору безбедную старость — дивидендов вполне хватало на оплату одного из лучших пансионатов даже без финансовой помощи со стороны. Нацу было милостиво разрешено иногда навещать Ур и баловать её любимым лакомством.