Морок (СИ)

— Надеюсь не киллером?

— Ну, что вы, у нас без криминала. Что нибудь слышали о работе секьюрити?

Зорин понятливо кивнул.

— Но это не сразу. А пока, двенадцатого июля, перед открытием комплекса, приходите в восемь часов, получите униформу и пройдёте инструктаж. Меня зовут Ринат Ильдарович. — Открыл, наконец, своё инкогнито усач. — Ваш непосредственный начальник отдела.

— Остальные! — Переключив внимание на зал, крикнул Ринат Ильдарович. — Внимание! Тишина!

Остальным Ринат Ильдарович сказал то же самое, что и Вадиму. Сбор во столько-то, инструктаж, распределение.

ГЛАВА 7

— Почему ты раньше ничего не говорил, Вадик?!

Вика сидела в кресле, и с тревогой всматривалась в лицо Вадима.

У него стучало в исках. Сухость во рту и какой-то дикий озноб перекрывал все вопросы Виктории. Говорилось с трудом, но все же он смог донести до неё суть происходившего.

ЭТО вернулось. Оно не прошло, как он думал, оно лишь хоронилось в глубине, чтобы всплыть сейчас и заставить его кричать. А он действительно кричал. Кричал во сне, и сам слышал свой крик. Жуткий и страшный.

Сон был отчётлив и ярок, как отснятый, некогда в прошлом, сюжет. Вот он на ключевой позиции занятый для снайперского ведения огня, в полуразрушенном трехэтажном здании. Отстрел ведётся выборочно. Прицел торопливо ловит фигуры врагов, вскидывающих на плечо гранатометы. Целенаправленный удар из такого игрушек, способен нанести существенный урон, особенно в условиях уличных боёв. А поэтому, первый выстрел, исключительно, по ним. Не менее грозен вражеский пулемёт, ему отводится не меньше значения. Вовремя снятый пулемётчик на войне, может в корне изменить ситуацию, и переломить её в пользу контратакующих. Вадим Зорин спокоен. Он флегматично спускает курок и методично выщёлкивает из жизни тех, кто может серьёзно осложнить положение наших штурмовиков.

Но вот его засекли. Плотный огонь не даёт ему высунуть носа, а значит, пора покинуть засвеченное место и найти другое подходящее…

И вот на отходе из помещения, буквально в проёме, он сталкивается лоб в лоб с вражеским бойцом. Завязывается схватка. Жестокая и беспощадная рукопашная, итог которой, чётко обозначит смерть одного, и даст право на жизнь другому.

Сон был правдив и документален. Это был его первый из тех, кого он убил голыми руками. Убил, извозившись в его крови и своей. Убил жестоко, потому что жестоко хотели убить его. Эти чёрные глаза, исполненные бешенства и лютой ненависти, волчий оскал и зверское рычание во время схватки, он не забудет никогда. Как не забудет жёсткие пальцы, сомкнувшиеся на его горле. В жизни, ТАМ, это произошло быстро, и страху было некогда разместиться в таком коротком промежутке времени. Отчаяние и обжигающая ярость — вот и всё, что наполняло его существо. Отдача боя пришла позже, с дрожанием в пальцах и тряской внутри. Но это было потом.

А теперь, во сне, он переживал снова и снова этот кусочек жизни. Кусочек жизни, с придыханием смерти. Конец сна перетекал в бессвязный кошмар, в жуткий сюрреализм. Он резал врага на части, но тот не хотел умирать. Каждая из его частей жила отдельно. Отделённые ножом руки, тянулись к горлу, острые зубы вонзались в лицо. Вадим кричал, бил, резал и… Кричал. От этого страшного крика вздрогнула Вика, вскинулась в постели ужаленная страхом, стала трясти спящего рядом мужчину.

— Вадик! Вадим! Проснись! — Тормошила она его.

Зорин был ужасен. На лбу мелким бисером выступил пот. Сухость во рту связывала речь, а руки дрожали как ТОГДА, после ЭТОГО. Вадим прошёл на кухню и опрокинул в себя стакан холодной воды. После этого сел на диван. Чтоб саморегулироваться, начал делать глубокие вдохи, с небольшой задержкой дыхания. Виктория уже сидела в кресле, поджав под себя ноги, и как-то сжалась, словно мёрзла. Женщина выжидательно смотрела на него.

— Вика, я сейчас тебе всё объясню… Сейчас, успокоюсь немного. — Вадим тяжело вздохнул. — Я думал, всё закончилось. А оказалось, нет. Боже! Как я устал от этого…

Ему ничего не оставалось, как рассказать о том, о чём он так долго не рассказывал ни ей, ни кому-то другому. А ведь всё так удачно складывалось. Второй месяц пошёл, как Виктория вошла в его жизнь. Размеренный тон будней, совместные проживания и ведение хозяйства, всё было, по сути, похоже на отношения супругов. И Вадим начал подумывать, как бы эти отношения узаконить. Вика не была против. Предложение зарегистрировать брак, было встречено с одобрением и Викиной мамой. Оставалось подзаработать деньжат, и сыграть достойную свадьбу. Можно было просто расписаться в Загсе и остановиться на этом, но Вика хотела, чтобы было как у всех: праздник, платье, гости, шампанское, крики «горько» и брачная ночь, пусть уже не первая, но пусть, как и положено, традиционно считается первой. Ведь какой женщине, этого не хочется. Вадим понимал и считался с её желаниями.

Зарабатывали оба, и совместный бюджет, позволял им выкраивать что-то на приобретение таких полезных вещей обихода, как холодильник, а после пылесос. Потом решили остановиться и копить на свадьбу. Дата была условно размытой, ориентировочно предполагался конец октября. Постель их не остывала, как и они сами. Молодые, полные сил, задора, отдавали друг друга себя, также горячо и неистово, даже без тени намёка на привыкание. И всё было бы безоблачно, если бы…

Как-то, за ужином, Вика вдруг спросила:

— Вадик, скажи, что тебе снится?

Вадим вздрогнул. Вопрос ударил по чему-то глубинному.

— Что снится? Да ничё такого… Я даже не помню, — промямлил Зорин. — А чего ты вдруг спросила?

— Я только сейчас неожиданно вспомнила… — продолжила Вика. — Ты сегодня стонал ночью. Во сне. Несильно так. Два раза через промежуток. Хотела тебя растолкать, но ты вроде как успокоился.

Зорин побледнел. То самое глубинное приобрело форму догадки. Неужели? Но Вадим не помнил сон.

— Мало ли… Наверное, кошмар, какой привиделся. Я не запоминаю сны. Ты, Вик, толкай меня, если что… Я, случайно, не храплю? — Улыбнулся он, пытаясь всё обратить в шутку.

Вика пожала плечами.

— Не помню, чтоб ты храпел.

Случай этот, вроде как замялся, и эта тема больше не поднималась. Пока… Пока Зорин не был разбужен Викторией, спустя, пожалуй, неделю после того разговора. На этот раз сон был очевиден, и забыть его Зорин не смог бы, даже если б захотел. Изрытая взрывами земля ещё теплилась, и была густо усеяна беспорядочно вывернутыми телами, на многих из которых не хватало… Рук, ног, голов. Огневая поддержка пришла не совсем вовремя. А когда всё-таки пришла, и тяжелые орудия заговорили в полную силу, это показалось адом и для «чехов» и для его отряда, вернее того, что осталось от его отряда. Артиллерия сметала и чужих и своих, оставляя на обстреливаемом секторе рваные отметины от снарядов, и фрагменты человеческих тел. Прорыв боевиков захлебнулся. Его отряд погиб, выполняя нелёгкую задачу. И он погиб вместе со всеми. Он видел себя со стороны, лежащим в какой-то неестественной позе. Глаза безжизненно и немигающе были устремлены вверх, а вокруг рядом лежали тела тех, с кем он недавно отбивал вражескую атаку.

— Что? — К телу вернулась подвижность и осознание настоящего.

Вика отпустила плечо.

— Ты стонешь, Вадим! Что тебе снится?

Он молчал. Виктория упрямо ждала ответа.

— Падал, — начал врать он. — С большой высоты падал. Ужас, как неприятно.

— Да? — Викин голос звучал разочарованно. — Ты стонал не как от страха, а как… Словно тебе тяжело. Тяжело на душе.

— Наверное, всё-таки, испугался, — продолжал выкручиваться Зорин. — Падать и во сне не очень-то шоколадно. Спасибо, что прервала моё падение. А то бы шмякнулся, костей не собрали.

Он, как обычно пытался отшутиться, а в голове свербила мысль: «Надо что-то делать с собой. Если эта хрень стала возвращаться, дальше будет хуже. Режим свой давно забросил. Успокаивающее не пью. Вот и дало снова знать»

Рассказать всю правду Виктории как-то не очень хотелось. Рассказывать о войне, дело было не лёгким и уж, совсем не приятным. Хотя Вика всё же наступала, быть может, невольно, на старые мозоли. Как-то раз, поинтересовалась, между прочим, а где именно, Вадим служил. Видимо, по лицу Зорина было заметно, что тема армии не является для него, предметом досужей гордости.