Сыны Всевышнего (СИ)

– Поклянись, что это был последний раз, и больше ты над своим хилым организмом так издеваться не будешь…

Николай Николаевич слабо улыбнулся, положил свою холодную руку на щёку Радзинского и поерошил его жёсткую бороду. Спустя пар минут он уже спал, периодически вздрагивая всем телом и судорожно вцепляясь ледяными пальцами в рубашку верного товарища. Тот осторожно стянул с его головы одеяло и принялся ласково перебирать седые аверинские волосы, потихоньку вытягивая похожие на леску, жёсткие и колючие на вид, чёрные волокна. Постепенно Николай Николаевич перестал вздрагивать и согрелся. Он даже выпростал из-под одеяла руки и обхватил Радзинского за шею, мирно сопя теперь у него на плече. Викентий Сигизмундович полежал, изображая подушку, ещё немного, потом аккуратно выскользнул из постели, заботливо укутал Аверина и отправился на кухню – готовить обед. Ведь пациент должен хорошо питаться, что бы он сам по этому поводу ни думал…

====== Глава 126. Начальный импульс ======

– Немногие доходят даже до третьей ступени, – скупо сообщил Кирилл и сразу замолчал, как будто надеялся своим хмурым видом пресечь дальнейшие расспросы со стороны Романа.

Тот запрокинул голову, хотя шевелиться особо не хотелось – голова очень удобно покоилась у Кирилла на коленях, чьи руки так невыразимо приятно перебирали его волосы – и заглянул Бергеру в лицо.

– Ты чего такой хмурый, Пуся? Неразговорчивый такой…

– Переживаю за тебя, бестолкового, Муся, – сдержанно рявкнул в ответ Кирилл. – Самому за себя тебе переживать недосуг…

– Как ты меня назвал?! – Роман подтянулся на руках и сел, с радостным умилением рассматривая блондинистое недоразумение. – Я так понимаю, Радзинский тебя надоумил?

– А ты полагаешь, он бы упустил такую возможность развлечься? – ехидно поддразнил его Кирилл.

– Да ладно, я не в претензии, – Роман снова сполз пониже и лёг, устраиваясь головой у Бергера на коленях. – Продолжай. – Он на ощупь нашёл кириллову руку и положил себе на макушку. Тот насмешливо фыркнул, но дважды просить себя не заставил, послушно зарываясь пальцами в романовы волосы. – А переживаешь ты зря, – сонно пробормотал Роман, блаженно прикрывая глаза. – Всё очень даже удачно получилось…

– Это что же, например?! – Бергер явно злился. Там, где его пальцы касались головы, кожу ощутимо ужалили разряды тока.

– Ну, во-первых, я убедился, что могу безоговорочно доверять Рудневу – что бы тот ни говорил. – Роман, как ни крепился, не выдержал пытки, тихонько зашипел и укоризненно глянул на Бергера. Тот заметно смутился – болезненные ощущения сменились приятным, расслабляющим теплом – и Роман удовлетворённо вздохнул, снова погружаясь в сладкую полудрёму. Речь его замедлилась, а голос понизился почти до шёпота. – Потому что я видел, что он готов до последнего меня защищать, когда они с Панариным из-за меня сцепились. Согласись, это дорогого стоит…

– А во-вторых?

– Во-вторых, я наладил нормальный человеческий контакт с Панариным.

– Рад за тебя, – подозрительно ласково проворковал Кирилл. – Но ты ведь прекрасно понимаешь, Мусенька, что возмущался я совсем не этим!

Роман почёл за благо промолчать и даже глаза зажмурил покрепче для верности, чтоб не выдали его неблагонадёжных мыслей.

Бергер же сделал пару глубоких, расслабляющих вдохов, преодолевая искушение вцепиться Роману в волосы далеко не так нежно, как тому нравилось, и отчеканил сурово:

– Ради твоей же безопасности, ты будешь путешествовать только со мной и только в пределах Карты. Ясно?

– Угу, – преданно подтвердил Роман, по-прежнему не открывая глаз. Он прекрасно чувствовал, как напряглись кирилловы пальцы.

– Что «угу»?! На меня посмотри!

Роман вздохнул и покорно распахнул глаза, малодушно не желая встречаться сейчас взглядом с полными холодной ярости сияющими очами Кирилла, безжалостными, как дуло пистолета.

– Посмотрел? – Смиренный кивок. – А теперь запомни – хорошенько запомни! – я твой проводник. Ни Николай Николаевич, ни – упаси Бог! – Руднев! Только я. На долгие-долгие годы. А вздумаешь голову мне морочить – задушу, как Дездемону!

Они после этого долго смеялись, как сумасшедшие – до колик в животе, до икоты, до умопомрачения. Роман сполз на пол и бился головой о подлокотник дивана, не в силах уже выдавить из себя ни звука, но всё равно беззвучно сотрясаясь от истерического смеха, а Бергер, всхлипывая, так глубоко зарылся в диванные подушки, что непонятно было, чем он там дышал. Когда, обессиленные, они сели, наконец, рядом и посмотрели друг на друга, то чуть было не сорвались в новый истерический марафон. Но Бергер спас их обоих, прочувствованно вопросив:

– Так я могу надеяться на твоё благоразумие?

– Ты же знаешь, Пуся, – так же душевно ответил Роман, – что ради тебя я готов на всё! Только попроси!

– Тогда я прошу тебя, Муся – забудь обо всём, кроме Карты, хотя бы до окончания школы. А ещё лучше – до окончания института. Обещаешь?

– Я постараюсь, – честно ответил Роман. – Мне самому кажется, что надо притормозить, а то крыша уже едет…

– Крышу подлатаем, – уверенно пообещал Кирилл, стараясь не засмеяться снова. – Ты только не лезь больше никуда. Ладно?

– Ладно…

С чувством горячей признательности глядя на Бергера, Роман на мгновение утратил все свои привычные жизненные ориентиры: он, как ни силился, не мог в этот момент припомнить, что же именно гнало его вперёд все эти бесконечно долгие годы, сложившиеся не только в столетия, но уже и в тысячелетия.

– Ты, правда, не помнишь?

Роман вздрогнул и только потом понял, что голос Бергера раздался у него в голове. Сам Кирилл пристально смотрел на него тяжёлым, неподвижным, пронзительным взглядом, под давлением которого Роман начал незаметно проваливаться в транс. Все до единой мысли вдруг вышибло из его головы, осталась только безмолвная, чёрная бездна, которая затягивала, затягивала его, пока он не сорвался в головокружительный, упоительный, бесконечный полёт…

Вынырнул он в каком-то далёком-далёком прошлом. Солнце нещадно слепило глаза, отражаясь от гладкой, как зеркало, поверхности реки. Под старым кряжистым деревом сидели на берегу два подростка: оба смуглые, полуголые, с перепачканными глиной ногами. Тот, что помускулистей и постарше, ловко плёл из лозы ловушку, в которую он собирался заманить любопытную и доверчивую речную рыбу. Потряхивая чёрными, как смоль, блестящими кудрями, он весело взглядывал на младшего, с нескрываемым восхищением наблюдавшего за его работой.

Они смеялись, о чём-то говорили, но слов было не разобрать – как будто ветер относил их в сторону. Зато Роман остро чувствовал, каким этот старший был, по большому счёту, глупым: дерзким, легкомысленным, злым. Он радостно хохотал, глядя, как в ответ на его речи расширяются от ужаса глаза его младшего брата – очень красивые глаза – огромные и обрамлённые невероятной длины густыми, чёрными ресницами.

– Не помнишь? – снова тихо спросил Бергер – он, оказывается, стоял рядом и крепко держал друга за руку. Роман нерешительно пожал плечами. – Значит, импульс истощился, – кивнул Кирилл своим собственным мыслям. В ответ на недоумевающий взгляд Романа он с готовностью пояснил, – В духовных вещах чрезвычайно важен изначальный импульс. Все твои мытарства, как дерево из семени, вырастают из твоего изначального посыла миру. Твой посыл был настолько мощным, что определил твою судьбу на тысячи лет вперёд. Ты был очень самонадеян и, сам того не понимая, бросил вызов самой жизни. Я предупреждал тебя, что на пути к твоей цели, с твоими амбициями тебе когда-нибудь придётся пожертвовать и теми, кто тебе по-настоящему дорог. Ты посмеялся надо мной. Что вышло в итоге – ты и сам теперь знаешь…

– Я готов был пожертвовать…

– Мной. И ты сделал бы это, если бы я тебя не остановил. Я не мог этого допустить, потому что тогда наши пути разошлись бы на миллионы лет…

Роман заметил, что Кирилл уводит его прочь от реки, только когда они оказались в живительной тени высоких деревьев, сплетающих зелёные ветви у них над головами.