В поисках человечности (СИ)

— Ты права, милая. И, знаешь что, в их тайных лабораториях множество книг. Возможно, там есть что-то полезное и для нас. Раздобудь.

— Хорошо, я постараюсь! — Дита была рада услужить Джетту хоть чем-то существенным.

— Только прошу, не болтай про то, что ты маг. Лучше будет, если об этом никто не будет знать. А, тем более, о твоих возможностях. Я тебе уже говорил, что ты должна претворяться, что дисциплины работают на тебя и что гипноз способен тебя контролировать. Чем меньше другие будут знать о твоих способностях, тем больше ты будешь в безопасности. И ни в коем случае не используй свою магию на виду.

— Я помню, Джетт, я всё сделаю для тебя. Я буду стараться! — Рядом с ним Дита забыла обо всех страхах и проблемах.

Если Джетт просил её, она была готова терпеть и побои, и издевательства. Потому что не было ничего ценнее на свете, чем его благодарная улыбка.

— Молодец. А теперь вернись в капеллу и более не покидай её по ночам. Никто не должен знать, что ты ходишь ко мне. Ясно?

— Да! — Она кивнула и сразу поспешила к подземному переходу. Захватив с собой фонарь, она освещала тёмный земляной лаз. Но тьма больше не пугала её так, как прежне. Её воодушевляла и грела любовь господина. Разве может что-то сравнится с этим?

(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 15 мая 1808 год). Суббота. (Амалия)

Дита вернулась в капеллу к рассвету. Тихонько забравшись в спальни к девицам через вход для прислуги, она отряхнула с себя комья земли, спрятала лампу, что понадобится ей ещё не раз, когда она будет спускаться в туннель, ведущий к Шпандау, и собиралась, наконец, выспаться. В коридоре её выловила Марианна.

— Боже! Где ты была? — Она с ужасом смотрела на её перепачканные руки и лицо.

Дита судорожно пыталась придумать оправдание.

— Я нашла её, Роман. — Гуль Петра позвала второго слугу. Дита сжалась, ожидая очередного наказания.

Роман действительно схватил её за плечи и стал кричать в лицо о том, как долго и безрезультатно они искали девушку и как сильно она их напугала.

— Я... Я уснула за домом, под сваями, — соврала принцесса.

— Уснула?? Я же сказал тебе спать днём! — Продолжал кричать на неё Роман.

— Спокойно, она почти двое суток в комнате со смертью у Петра провела, — остановила его Марианна, шепнув эти слова ему на ухо. — Возможно, она даже не заметила, что спит.

Роман ошарашено смотрел на Диту. Покрасневшие от недосыпа глаза, разводы от слёз на щеках, непрекращающаяся дрожь в руках. Он отпустил девушку, словно пугаясь её. Словно сам на мгновение оказался в той страшной комнате, в которой Пётр запер его всего на пару часов. Где Дита провела более суток.

— Я отправлю её спать — Растерянно, запинаясь, произнёс гуль, подталкивая девушку в спину.

Роман помог ей снять платье и, уложив в постель, заботливо накрыл одеялом.

— Прости, я не знал, — сказал он, выходя из спален.

(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 16 мая 1808 год. День). Воскресенье.(Амалия)

Марис будила её минут десять. Дита просыпалась и снова засыпала, словно падая в глубину, не в силах вынырнуть и выбраться на поверхность. Когда Марис унесла её одеяло, Дита заставила себя сесть. Такой слабости она не ощущала с тех пор, как провела две недели без воды, когда корабль попал в штиль, и у них кончились припасы. Марис сама одела её и обула. Потом, поддерживая за руку, довела до столовой. Дита опустилась за стол рядом с подругой. У неё не было жетончиков, и еды ей не полагалось. Да и хотелось не особо. Слишком сильная слабость убивала аппетит.

Какая-то девушка поставила рядом с ней большую, глубокую миску, полную вонючей похлёбки.

— Роман указал, — сказала она, широко улыбаясь.

Они все тут улыбались. Радовались своей доли, словно лучшей жизни и не существовало. Дита благодарно кивнула и принялась есть. Теперь похлёбка не казалась такой уж отвратной. Возможно, даже немного вкусной.

После еды ей снова захотелось спать.

— Я сегодня убираю. — Полная счастья, сообщила Марис. — Знаю, что ты со мной. Пошли, наберём щёток и тряпок и наведём везде чистоту!

— Тут все сошли с ума... — Со вздохом сказала Дита и поплелась за Марис.

Работать на кухне, по сравнению с уборкой, оказалось просто. Уборка заключала в себя стирку всех вещей, что носили девушки. Требовалось так же выгребать сточную яму, мыть все комнаты от копоти свечей, чистить столы от жира и воска, мыть полы в общих залах и посуду. На уборку всегда было больше девушек, чем на остальные работы, но, когда Роман перечислил им, что требуется делать, и поделил на группы, Дите показалось, что сделать это просто невозможно. Её с Марис назначили на стирку. Хавель протекала всего в нескольких род[2] от их капеллы. Они добрались до реки, выбрали удобное место на причале и, набрав воды в таз, стали щёлоком и солью отстирывать бельё. Самые грязные вещи – те, что были испачканы кровью, мылись мыльным корнем и отваром различных трав. У Романа было даже какое-то пахучее восковое мыло, но он давал его по крохам в самых экстренных случаях.

Дита никогда в своей жизни ничего не стирала, и первые полчаса ей было интересно это занятие. Да и солнышко на улице пригревало, вода плескалась, детишки на другом берегу шумели. Было хорошо. Но, как и любая работа, ей это быстро наскучило. Тем более, за полчаса она с трудом справилась с одним пятном, а тем временем Марис уже закончила с десятком рубашек. Отложив своё платье, Дита вытащила из общей кучи небольшой воротничок. Красивое кружево, искусно связанное из шёлковой нити. Его делала Лара, и почему столь кропотливая работа была брошена в общие одежды, Дита не понимала. На воротничке красовалось большое тёмно-коричневое пятно. Кровь. Дита опустила воротник в воду, и от него сразу поплыли красные струйки. Посыпав пятно щёлоком, она несильно потёрла его, чтобы не повредить нити. Кровь легко смывалась с шёлка, и минут через десять кружево было снова белым. Аккуратно свернув, она положила его к себе в карман. Слишком красиво оно было и ценно, чтобы бросать в общую кучу.

Закончив с маленькой вещью, она вновь вернулась к платью, что уже слегка подсохло. Дита поняла, что пятна, которые тёрла она почти полчаса, всё так же видны. Со вздохом девушка притянула его к себе и снова взялась за работу.

Через какое-то время с платьем было покончено. Дита хотела передохнуть, но, когда увидела, какое количество работы за это время сделала Марис, ей стало стыдно. Она выбрала для себя ещё одну вещь.

Пока девушка рассматривала места, где требовалось особая затирка, над ней повисла чья-то тень.

— Приветствую! — Дружелюбно воскликнула Марис.

— Привет, привет, курочка, — ответил ей Анжело, и Дита сжалась от его голоса.

— Вот, возьми монетку, купи себе яблоко, — сказал он девушке, кидая ей монету в один крейцер.

Марис благодарно кивнула и, оставив мостик, на котором девушки стирали, помчалась на рынок.

— Курочка? — Ехидно заметила Дита. — Ты со всеми девушками так говоришь или только с теми, с которыми спишь?

— У неё сердце, ты что, не заметила? — Но по её удивлению Анжело понял, что Дита не разбирается в знаках отличия стада Тремеров.

— Чего пришёл? — Буркнула она, делая вид, что очень занята стиркой.

— Ботинки мне почисти, — сказал Анжело, кидая ей на колени грязную щётку для обуви.

— Сам почистишь.

— Делай, что говорят, или я этой щёткой тебе зубы натру!

Дита с неохотой подняла щётку. Анжело поставил перед ней ногу, явно ожидая, что она будет начищать ему обувь. Но девушка швырнула щётку в реку и попыталась сбежать. Анжело рыкнул, выходя из себя, и, поймав её за шкирку, бросил в реку за щёткой. Дита плавать не умела. Совершено. Погрузившись под воду, она несколько раз дёрнулась, пытаясь подняться, но река словно засасывала её, не позволяя выбраться. Она вздёрнула руки, пытаясь схватиться хоть за что-нибудь.