Дед, бабайка и чумовой парик (СИ)

========== Часть 20 ==========

Черт…

Стояла, притирала глаза – сейчас до дыр дотру – и не могла понять, мне приснилось это, или что? Что вообще вот сейчас произошло?

И Рея нет. Он ушел, испарился, растворился и черт знает, что еще там сделал.

Но рядом его нет.

И этого пусто как-то. Болезненно. И непонятно ничегошеньки.

Вдруг за спиной послышался шорох, спровоцировавший у меня мини-сердечный приступ. Из-под огромного дивана – уж так бы этой махиной его и пришибла – выпорхнул целый-невредимый уголек. Значит, его карательная операция стороной обошла, пока дружка-призрака уже к ответу призвали! У, негодник!

Я схватилась за газету, так кстати подвернувшуюся под руку прямо с прозрачного, из темного стекла, журнального столика, намереваясь ей, этой газетой, хорошенько отлупасить Роню, чтоб знал, трус, как под тетушкиной мебелью отсиживаться.

– Прекрати, неугомонная, – сразу же завизжал уголек, уворачиваясь от газеты, – пощади заблудшую душу!

– И где же ты, интересно, заблудил? Под диваном, да? Са-амое место! – я-таки пришлепнула его хвост-не хвост своим смертоносным орудием, и Иероним, описывая ломаную кривую, спустился на журнальный столик и слабо взялся за пораненную часть тела маленькими лапками, вылезшими из-под одного большого черного помпона, который, в сущности, и составлял его тело.

А еще такие глаза огромные сделал и жалостливые, что я через две секунды поняла, что сама сейчас зарыдаю.

И зарыдала, опустившись на пол рядом с журнальным столиком и рукавом стирая мокрые дорожки со щек. Сквозь слезы мы с угольком еще и умудрялись оскорбляться друг на друга, как два дурака.

– Идиотка!

– Трус проклятый!

– Припадочная.

– Скотина мелкая, оджигурдевшая зараза, спиногрыз ты шибанутый!

– А… – Иероним что-то замялся от такого потока и после с садистским наслаждением выдал, – а ты из-за Рея плачешь!

А потом я взяла его на руки и принялась утешать.

***

Так незаметно протекла неделя. Но это к красному словцу. На самом-то деле эти семь дней оказались, наверное, худшими в моей жизни. Мало того, что меня могли убить в любой момент, так еще и все это время приходилось проводить в компании с несносным угольком, который меня постоянно дергал за волосы или уши щипал, поэтому несколько раз оказался пришлепнут об стенку. И сам виноват. Мне ни чуточки не стыдно.

А однажды, когда я набралась смелости на вылазку, чтоб проведать своих деревенских друзей, на обратном пути мне встретился дед Эписташка с пучком петрушки, он долго беседовал с Иеронимом о нынешней молодежи, а потом из кустов выскочила бабка Изольда или как там ее со своим сиреневым лохматым париком, натянутым на руку и гордо именуемым Офелией. Бабка огрела бедного Эписташку скалочкой и, показав мне язык, скрылась в кустах, продолжая оттуда угрожать гневом императора Адриана. Я проморгалась и, заслышав шорох уже в противоположных кустах, схватила Иеронима за хвост и утащила домой.

О чем это я?

Ах да, приблизительно так и прошла вся неделя. А еще… Еще я за призрака волновалась, как ни хотелось, пришлось и это признать. Черт возьми-и – я сокрушенно хваталась за голову – беспокоюсь о том, кто даже не живой!

– Хотя, даже несмотря на это, у него есть чувства какие-никакие. Если он не придуривается, конечно. О, как бы мне этого не хотелось. Правда, похоже, у них и за искренность карают… – с умным видом рассуждала я, сидя на диване.

Уголек нарезал вокруг меня рваные круги и молча кивал, соглашаясь, хотя, наверное, даже не слушал.

Я встрепенулась, потому что показалось, что в дверь постучали.

– Синичка, – успокоил Иероним.

– Какая тебе к чертям синичка, – я запустила в него тапок.

Не попал. А жаль немного.

Сердце-то не обманешь.

В дверь еще раз постучали, я бросилась открывать.

– Да стой ты, стой, чумовая девка! – уголек намертво вцепился в мой рукав, но это как раньше ничем не помогало, так и теперь оказалось весьма бесполезным. – Это может кто угодно быть! – продолжал во всю протестовать Иероним.

Я только отмахнулась. Бабка Изольда со своим Эписташкой? На кой черт им здесь надо? Кто-то из высших? Так они уж вот неделю, как меня не беспокоят. Вариант остается только один. Глупо на такое надеяться, с какой стороны не взгляни, хоть раком поставь. Но все же очень хочется… Еще бы. Голова-то дурная. И я, игнорируя дальнейшие предупреждения уголька, дернула на себя ручку, рывком открывая дверь.

И тут на меня свалился Рей.

Ух черт, как сердце-то запрыгало, но не от любви и чего такого там. Я просто на вид и запах крови очень болезненно реагирую.

– Да что ты вообще… себе думаешь… – пропыхтела я, буквально утаскивая его на порог, – просто войти нельзя было?! Надо было ждать, пока я открою, и доводить себя до такого состояния, по-твоему, да?

– Он же нечисть и в этом доме не умирал, значит, ему нельзя без приглашения, – укоризненно проворчал уголек, нарезая вокруг нас круги.

– Прошу… меня простить… срочные дела… – едва дотащив призрака до дивана, я бросила его «умирать на полу», а сама, зажимая рот рукой, с невиданной скоростью унеслась в санузел.

Не переношу. Запах. Крови. И вид тоже. А ее там, мать вашу, в достаточным объеме!

Живот скрутило, и я согнулась над ванной, но, к счастью, поужинать я только собиралась, поэтому катастрофических последствий не случилось. Я включила ледяную воду и присела на краешек ванны, обмахиваясь полотенцем. Подождала, пока мои внутренние органы подуспокоятся и придут в какой-никакой порядок. Потом окатила лицо из-под крана и начала искать аптечку или хоть ящичек с лекарствами. Дома, в городе, был такой. По идее, его местонахождение должно было вскрыться либо здесь, либо на кухне.

Над стиральной машиной был небольшой стенной шкафчик с кремовыми дверцами, и я рассудила, что ничего такого не случится, если я там немножко пошурую, и дернула ручку.

Первым делом на меня выпала клизма. Большая и зеленая, которая сразу же укатилась под ванну. Я плюнула и доставать ее не стала, потому что позывы рвотные еще не до конца меня оставили, и думать о всяких там клизмах было, ну прямо сказать, не лучшим решением. Изыскания в потайном ящике кончились тем, что среди прочего хлама я обнаружила желтую резиновую уточку, соль для ванны и, в самом дальнем углу, аптечку. Маленький такой грязно-белый чемоданчик, маркированный красным крестом. Занозив палец о шершавую деревянную ручку, я потащила свою находку обратно в гостиную. И тут мне подумалось вдруг о несчастной судьбе уголька, который на этот раз запамятовал схорониться под диваном. Правда, Рей сейчас не в том, конечно, состоянии, чтоб кого-то наказывать. Как бы его самого никто не наказал…

Но, выяснилось, я ошибалась довольно-таки сильно, потому что Рей «сама непроницаемость» без малейшего сожаления колотил уголька то о спинку дивана, то об пол, придерживая его за хвост, как за веревочку.

Я кашлянула, объявляя о своем появлении. Призрак на меня вяло оглянулся, но дело свое черное не прекратил.

– Хватит, – не слишком-то смело скомандовала я, плюхаясь рядом с ним на диван.

Рей мгновенно выпустил хвост из рук, и уголек с размаху хлопнулся о стену, но тут же подлетел ко мне, захлебываюсь слезами.

– Саша-а, он меня обижа-ает, – проскулил он, прячась в ладонях.

– Вижу, – проворчала я, успокаивающе поглаживая Иеронима по шерстке. Он такой тепленький, оказывается. Вполне бы сошел за котенка. Он что-то жалостливо пропищал.

– Скажи лучше, – я мрачно обратилась к Рею, все еще обмахиваясь заимствованным из ванной полотенцем, – что это с тобой приключилось? Ты же призрак, значит, ну, теоретически, тебя уже нельзя ранить, так?

– Выходит, можно, – Рей передернул плечами, пытаясь сесть поудобнее, но то ли локоть у него подогнулся, то ли еще что, но это дело не вышло, и он вновь опустился на диван, жмурясь и с шумом втягивая воздух. Но даже не застонал.

– В общем, – я решительно попыталась взять себя в руки, –если тебя поранить можно, то и подлечить, значит, тоже.