Заветное желание

История шестая. Когда мы умеем прощать.

Громкая трель севшей на окно зарянки разбудила Сагору. Девушка лениво приоткрыла глаза. Сладкая дрема никак не желала выпускать из своих нежных объятий, но воспоминания о вчерашнем вечере захлестнули волной, и, мгновенно сбросив остатки сна, Сагора резко подскочила, садясь на кровати.

Вчера она поцеловала Ма.

Неосознанно коснулась пальцами губ. Не было ни страха, ни боли. А его слова… Не прислышались ли они в стуке собственного сердца? Его руки… Сагора никогда не верила, что руки мужчины могут быть теплыми и ласковыми. Никогда? Плечи поникли. Мысли вновь унеслись в ночную темноту двора восемь лет назад. Почему? Чем она это заслужила? По коже прошли мурашки. Сквозь прошедшие годы, снова ощутила прикосновение холодных рук. Боль скользнула в затуманенном взгляде.

Вздрогнула и тряхнула головой, отгоняя, вновь пробудившийся страх. Нет, она ведь твердо решила больше не вспоминать об этом. Коснувшись пальцами ног пола, потянулась и взяла со стола расческу; в задумчивости Сагора провела мягкой щеткой по спутавшимся и чуть волнистым из-за вчерашнего дождя волосам. С каждым движением взъерошенные пряди распутывались и становились гладкими. Если бы только можно было так же сделать с воспоминаниями.

Снизу раздались приглушенные звуки шагов Ма. Вот зашумела вода, Аро что-то снова уронил, тихий смех юноши. Нужно спуститься. Сагора посмотрела на дверь. Волшебник, путешествующий сквозь века с котенком-хранителем времени. Это с первого взгляда кажется бредом. Но только с первого. В нашей жизни правда порой выглядит, как самая безумная выдумка.       Девушка спустилась вниз и на мгновение замерла около двери на кухню, собираясь с силами. Вдох. Выдох.

– Доброе утро, Ма.

– Здравствуй! – светлая улыбка озарила лицо. Что-то изменилось в его взгляде: новое чувство лучилось в нем, осанка стала прямее, весь облик Ма выражал свободу, словно сковывающие цепи спали. Наверное, так и есть. Ма без умолку весело рассказывал то об одном, то о другом, ни на чем особо не сосредотачиваясь. Сагора зачарованно глянула на него:

– А… Ма, ты, как и Аро, дух?

Юноша замер, формулируя в уме, ответ.

– Не совсем. Я могу становиться совершено осязаем. Я дышу, если порезать палец, у меня пойдет кровь. Я умею чувствовать и испытывать эмоции. Но я не человек. Для меня не существует смерти. И… только недавно я осознал, что и жизни у меня нет. Исполняя желания детей…

– А чего желаешь ты сам? – тихо спросила Сагора.

– Я хочу быть с тобой! – лучезарно улыбнулся Ма, все же заметив, как вздрогнула и вся сжалась при этих словах девушка. – Правда, ни звездной мантии, ни волшебных артефактов у меня нет.

– Зато есть сердце. Желания исполняют наши сердца… Это все так удивительно.

– Ты веришь в чудеса, Сагора?

– Я не думала об этом. Пожалуй, они существуют независимо от моего мнения.

– Никогда не забывай, Сагора: все, что можно представить, можно и осуществить, – ладонь легла поверх руки девушки. – Прости, – Ма случайно толкнул стол, когда садился.

– Ничего страшного.

Остальное время Сагора увлеченно слушала рассказы юноши об историях, в которых он побывал или о которых просто слышал. Помыв посуду, Сагора неспешно пошла в пекарню.

Ма. Он часто извиняется, даже за какую-то глупость или мелочь. Для него, наверное, это очень важно. Ма не похож на человека, который что-то делает просто из вежливости. Он знает цену словам. А ведь она даже не извинилась перед ним за свой побег. Ма ни разу об этом не упомянул. Злится он или нет? В душе уверенность, что он давно простил... Но что такое прощение?

Анро часто говорил, что людей, причинивших тебе зло, нужно прощать. А простить, значит признать, что тебе сделали больно, но ты не будешь думать об этом, не будешь копаться в прошлом. Ты отпустишь. Но сказать это просто, а сделать порой крайне трудно или даже невозможно. Потому что прежде чем прощать кого-то, нужно научиться прощать себя, а для этого, признать свои ошибки, на что мало кто готов. Куда проще обвинять окружающих, а посмотреть на свою глупость, значит перестать действовать привычно.

Прощение – это труд. Тяжелый труд над собой. И сначала становится страшно, что ничего не получится. Но если не останавливаться, если продолжить работать, можно освободиться. Да. Прощение – это своего рода свобода. Обида давит, поглощает все мысли, заставляет нервничать и быть в постоянном напряжении. Говорят, если не поддерживать огонь любви, то он погаснет. Но в наших душах горит множество огней. И если пламя любви согревает, то жар обиды проедает насквозь сознание и душу. Чтобы стать свободным, прощать нужно искренне, всей душой и никогда больше не возвращаться к этой обиде, а если не можешь простить, скажи об этом прямо. Сагора подняла взгляд в чистое небо, понимая, что сейчас она простить не способна…

– Здравствуй, Наджара.

– Привет! – женщина убрала тряпку, которой протирала витрину, и картинно надула губы. – Представляешь, сегодня только один человек заходил. Теряет моя пекарня клиентов.

– Все твои клиенты уехали отдыхать, – примирительно улыбнулась Сагора.

– А может и нам куда-нибудь махнуть? Почему это у всех отдых, а мы в душном помещении? Съездим на озеро! И Ма пригласи, – Наджара подмигнула. В этот момент в пекарню зашла компания, и женщина недовольно пробурчала, так, что ее услышала только Сагора. – Ну вот. Только я настроилась на отдых.

– Тебе нужна помощь?

– Прибери в саду. Я там шезлонги поставила: насладимся солнечными лучами!

Сагора улыбнулась и вышла в сад. Легкая прохлада тени, отбрасываемой домом и старым вязом, погружает в состояние полной расслабленности. Полуприкрыв глаза, Сагора медленным шагом прошлась по двору. Поправив таблички с названиями растений и убрав несколько сухих листьев, опустилась на один из шезлонгов. Солнце едва выглянуло из-за крыши дома, роняя солнечные лучи на лицо. Веки незаметно опустились, шелест листьев и тепло погрузили в сладкую дрему. Время растворилось в тихом пении птиц, и, открыв глаза, Сагора не сразу поняла, мгновение прошло или несколько часов.

Приподнявшись, девушка удивленно огляделась: двор пекарни исчез, а она находилась посреди громадного зала, стеклянные стены которого таяли во тьме где-то под потолком, стирая границы помещения. Порыв, неизвестно откуда взявшегося, ветра, заставил зажмуриться, а когда она вновь открыла глаза, пол устилало бесчисленное множество черных лепестков. Посмотрела вперед: в нескольких метрах от нее стояла незнакомая девушка. Черные, точно лепестки, волосы окутывали ее тело; пышное серое с белым платье, как и корона, украшено черными розами. Глаза необычного бардового цвета, а улыбка величественная и понимающая. Хрусталем, отдаваясь от стен, прозвучал ее мягкий голос:

– Все будет хорошо, Сагора. Главное, верь своему сердцу.

От раскатившегося по залу грохота тонкая поверхность покрылась трещинами, и в следующее мгновение стены рухнули, оставляя Сагору в темноте. Тяжело дыша, она подскочила и тут же зажмурилась от яркого солнца.

– Прости, – Наджара расположилась на соседнем шезлонге. – Случайно задела лейку и она упала. Ты так блаженно спала. Пригрело солнышко, я гляжу.

– Больше никто не приходил?

– Нет, – Наджара довольно растянулась на шезлонге. – Сейчас все на мороженое переключились.

– Расширь производство, – засмеялась Сагора, все еще немного погруженная в мысли о привидевшемся сне. – Будет и пекарня и ларек с мороженым.

– Заговорила бы ты по-другому, знай, какое я мороженое готовлю.

– Уже пробовала?

– Да, – насмешливо хмыкнула женщина, пытаясь утроиться на обтянутом яркой тканью шезлонге. – Теперь Сиро к этому продукту, независимо от того кем он приготовлен, даже близко не подходит. Но ничего: он компенсирует это моими пирожными. Говорят, на природе самый лучший сон. Тебе что-нибудь снилось?

– Снилось, – на мгновение Сагора замолчала. – Девушка. Я не знаю, кто это, мы раньше точно не встречались.