Там, где живет огонь. Часть 1 (СИ)

Глава N1

   Это было самое странное лето в моей жизни. Стояла нестерпимая жара, солнце неумолимо и безжалостно обжигало улицы, нагревало дома, раскаляло асфальт. Каждый день по радио и телевидению передавали, что побит очередной температурный рекорд и улучшения обстановки не предвидится. Люди прятались по домам, и лишь к вечеру в переулках и сквериках можно было обнаружить изнывающую от пекла молодёжь.

   В то же время, судя по выпускам новостей, пока московская земля изнемогала, отдавая остатки драгоценной влаги во власть жары, на других континентах наблюдалось выпадение рекордного количества осадков. Наводнения в Китае и Пакистане, землетрясения на Филиппинах, Камчатке, Соломоновых островах и Торонто. А, если поднапрячься и вспомнить, что было до этого? Цунами в Тайланде, снег в Бразилии, Южной Америке, Аргентине и Африке! Вы понимаете – СНЕГ в Африке! Где среднемесячная температура зимой плюс двадцать градусов по Цельсию! Ну откуда там взяться снегу? В общем, природа потихоньку сходила с ума.

   К июлю стало хуже. Сначала в Подмосковье загорелись торфяники. В принципе для среднестатистического москвича, изредка слушающего новости, в этом сообщении не было ничего нового – аномальная жара преследует Москву вот уже последние несколько лет. Но, когда проснувшись однажды утром, умывшись и почистив зубы всё тот же среднестатистический москвич выходит на улицу и не видит ничего, кроме горького серо-голубого дыма, это уже шокирует. Он делает вдох, и начинает кашлять; дым разъедает горло, щиплет глаза, оставляет неприятный привкус во рту. А в интернете появляются всё новые видео, на которых разноцветные автомобили, мчащие по подмосковной трассе, преследует стена пламени горящего придорожного леса, заволакивая стеной дыма и копоти горизонт.

   Как поётся в одной замечательной песне: “мой дом был под самой крышей, в нём немного ближе до звёзд”. Но этим летом романтика баллады группы Чайф неумолимо испарялась вместе с остатками влаги в окружающем воздухе. Температура в моей маленькой квартирке приближалась к пустынной.

   Я сидела на мягкой кровати, смотрела в окно на серо-сизое небо, где через плотный слой дымовой завесы еле-еле прогладывало аномальное солнце. Мир приобрёл краски, которые было так непривычно видеть летом: вялые коричневатые листья, иссушенные и жалкие; жёлтая трава, сквозь которую проглядывает потрескавшаяся мёртвая земля; зимнее небо, на котором не видно ни синевы, ни облаков. Я положила на лоб мокрое полотенце и вздохнула.

   – Что же это такое?.. – Прошептала я цветам, завявшим на подоконнике.

   – Это война, – услышала я ответ и чуть не подпрыгнула от неожиданности, обнаружив у себя на столе маленького бородатого человечка.

   Первой моей мыслью было: “От жары и не такое привидится”. Но, протерев глаза под запотевшими очками, я вновь посмотрела на стол. К моему неописуемому удивлению – мужичок все ещё сидел на месте. Он спокойно смотрел в окно, свесив маленькие ножки и легонько покачивая одной из них.

   – Да... у тебя тут рыбу вялить можно, как и сидишь тут, голубушка, непонятно...

   Он говорил спокойно, низким тихим голосом с лёгкой хрипотцой, от которого на душе становилось легко, и страх уходил. На нём были коричневые потёртые штанишки на подтяжках, и зелёная рубашка в клетку. Все вещи выглядели старыми, но не изношенными, как будто за ними аккуратно следили вот уже много лет.

   – Ты кто такой? – осмелилась спросить я.

   Странный мужичок повернулся, и я разглядела маленькие глазки-бусинки, тёмные и проницательные, и широкую, от уха до уха бороду с шикарными пушистыми усами. Все было соломенного цвета, как и торчащие в разные стороны короткие волосы.

   – Меня зовут Вершок, – сказал он, направив на меня пристальный взгляд, как будто это я его удивила своими вопросами, а не он меня своим появлением.

   – Кто ты такой, Вершок, и что делаешь в моем доме? – с лёгкой улыбкой безумия спросила я.

   Вершок не улыбался.

   – На самом деле, это мой дом, – сказал он. И, судя по его серьёзному виду, он вовсе не шутил. – Я хранитель сего очага.

   Видя моё недоумение, он развёл маленькими ручками и, приподняв брови, уточнил:

   – Ну, домовой, по-твоему.

   Поскольку суеверие было далеко не последним в числе качеств моего характера, то я вполне была готова поверить, что это существо мне не мерещится. Но была и другая неприятная мысль: жара-таки меня добила...

   Я верила в сверхъестественное, но просто потому, что хотелось верить в существование чего-то большего, чем наш скучный материальный мир. А может ещё и потому, что много лет назад, в глубоком зелёном детстве, я уже видела домового... Тогда мудрые взрослые уверяли, что это была лишь моя больная фантазия. Но я-то знала правду. По старым русским легендам домовые часто показываются именно детям. Но тем более нелепым и невероятным было его появление теперь.

   – Ну, будем знакомы, Вершок, меня зовут...

   – Да знаю я, как тебя зовут, – махнул он рукой и снова отвернулся к окну. – Как сейчас помню, как привезли тебя сюда, маленький свёрток, а внутри розовый кричащий комок. Шуму было...

   Глаза домового подёрнулись дымкой воспоминаний, и молчание начало затягиваться. И тут я вспомнила замечательную народную примету из богатого русского фольклора: “как увидишь домового, сразу спрашивай: к добру, аль к худу”. Как ни глупо это выглядело, пришлось спросить:

   – К добру, аль к худу?

   Домовой повернулся, посмотрел на меня внимательно, вздохнул и опустил взгляд.

   – К худу...

   Ответ резанул слух, оставив внутри неприятный осадок.

   – А что случилось?

   – Я ж тебе говорю – война, – и грустно так на меня смотрит.

   Тут я вспомнила, с чего начался наш разговор, и надо мной нависло тяжкое ощущение надвигающейся беды. Конечно, жители потустороннего мира к нам просто так нечасто захаживают.

   – А кто воюет – то?

   – Свет и тьма воюет, – ещё тяжелее вздохнул он.

   – Вершок, так тебя зовут, да? – начала я неуверенно. И, когда он кивнул, продолжила: – Ты бы рассказал мне поподробнее, по-нашему, а то я метафоры не очень понимаю...

   – Налей мне стакан молока, тогда и объясню тебе все, голубушка, – ответил он вдруг, хитро склонив голову на бок, что однако не убрало печать скорбного выражения на его лице.

   Всё это казалось каким-то нелепым. Однако, выполнить просьбу маленького человечка мне ничего не мешало. Пока я ходила на кухню за молоком, Вершок успел перебраться на моё место на кровати. Когда я вошла в комнату, он уже протягивал к молоку свои пухлые ручки, удобно устроившись на подушке. Я села рядом, протянув стакан. Странно, что домовые любят молоко.

   Залпом осушив его и вытерев рукавом усы, он, хорошо поставленным голосом, словно по книжке начал:

   – Войско демонов под предводительством Нечистого напало три дня назад на Царство Небесное. Доподлинно не известно, как он смог скопить такую мощь, но ангелы не могут отразить атаку, в силу своего меньшинства. Вероятно, они держатся последние часы.

   Я нахмурилась. Сейчас всё это как нельзя лучше напоминало бред от теплового удара. Мысль о том, что возможна война между светлой стороной и темной проскальзывала только в остросюжетных фантастических боевиках или песнях группы Сектор Газа. Да и вообще: само существование этих сторон мне ещё никто не подтверждал!

   – А как же... Бог? Почему он не уничтожит всех демонов? – это была первая мысль, пришедшая в голову.

   Вершок опять опустил голову.

   – Тут ничего не известно. Говорят, ангелы дерутся одни... – грустно ответил он.

   – Если всё, что ты говоришь, правда, – я сделала небольшую паузу, раздумывая, – то такого просто не может быть.

   – Увы, дочка, – услышала я в ответ, – не сон это, всё наяву. Ворота в наш мир уже открываются, жди беды.

   – Но разве Свет не сильнее Тьмы? – не унималась я.

   – Есть старое пророчество. Пророчество Апокалипсиса, – пожал узенькими плечами Вершок. – Согласно ему, придёт день, и Проклятые вырвутся на свободу. Оно записано в двух книгах: в Чёрной и Белой. И исход пророчества у обеих книг разный. Я думаю, что именно это сейчас и происходит.