Современная болгарская повесть

Но тут-то и послышались ружейные залпы.

Сначала мы не придали им значения. Выстрелы были далекими, едва различимыми. Однако вскоре они умножились, стали громче. Перестав жевать, мы слушали и невольно переглядывались между собой.

«А-а!..» — произнес главнокомандующий. И немного погодя снова: «А!..» — И остался сидеть с разинутым ртом, словно так было лучше слышно.

«Это не русские, — затем уже уверенно объявил он. — Быть того не может!»

Два корпусных командира, ужинавшие с нами, поспешили с ним согласиться. Однако выстрелы не умолкали. Весь город, казалось, гудел от них.

«А вдруг опять облавы?» — тихо произнес доктор Джил, обращаясь, вероятно, к сестре милосердия, — та в ответ кивнула своей русой головкой. У этого моего соотечественника были довольно своеобразные убеждения. Наподобие ваших, Мишель. А возможно, он был квакером, не берусь судить. По окончании войны я узнал от мисс Грей, что все его симпатии были на стороне болгар, но он умел это скрывать.

«Сдается мне, русские штурмуют город, — произнес Бейкер, вставая из-за стола. Он отворил окно, и в залу хлынули ружейные залпы, еще более громкие и пугающие. — Вопрос лишь в том, где стреляют».

«Они! Это они! — заявил Сулейман так же уверенно, как только что утверждал обратное. — Трубить тревогу! Всем — к своим частям! Во имя Аллаха, отбейте их, окружите, уничтожьте!..» — с обычной горячностью командовал он.

«Во имя Аллаха! Во имя Аллаха!» — с этими восклицаниями корпусные командиры поспешили на улицу, вскочили на коней и в сопровождении адъютантов неправдоподобно быстро растаяли во тьме.

Я не знал, где стоят их части, в городе либо за его пределами, но они, видимо, это знали.

«Я выступаю!» — провозгласил Сулейман.

Выпученные его глаза сверкали, борода воинственно вздернулась, но в выражении лица была некая обреченность. Мы не спросили, куда вознамерился он выступать. Было ясно, что оставаться в бездействии он не мог.

Офицеры штаба ожидали его на улице. Прежде чем отбыть, главнокомандующий осведомился о намерениях Бейкер-паши.

«Я почитаю первым своим долгом проводить мисс Грей в лазарет, ваше высокопревосходительство, а затем — как вам будет угодно мне приказать».

«Машаллах! Машаллах!» — Сулейман просиял. Будучи сам кавалером высокого класса, он ценил подобные ответы. Но все это было для него лишь эпизодом. Подлинной его стихией был воинский долг.

«За мной!» — скомандовал он и пришпорил коня. Я подивился тому, что он не взмахнул саблей — столь решительный возглас должен сопровождаться и подобающим жестом.

«А мы, Фрэдди, проводим наших друзей, не так ли?» — обратился ко мне Валентин, когда главнокомандующий и его штаб скрылись из виду.

Я удостоверился в том, что Рэдфорд привел мою лошадь, и готовился уже сесть в седло, когда почувствовал вдруг резь в животе. В этом минутном спазме не было ничего необычного — напоминание об определенной физиологической потребности, и только. Но не мог же я сказать мисс Грей и доктору: «Подождите минутку, я сейчас». Вам известно, каковы мы, британцы, на этот счет. Я предпочел погрешить против истины:

«Я вынужден задержаться, необходимо окончить кое-какие дела. Тысяча извинений и до скорой встречи в Адрианополе!.. — И, кивнув своему другу, удивленному, но умеющему не выказать удивления, добавил: — Буду ждать вас здесь, паша».

Они отъехали, а я кинулся к синьору Винченцо, чтобы спросить о том местечке, название коего мы обычно произносим вполголоса.

Итальянец словно того и ждал:

«Конечно, конечно, синьор Барнаби! Налево! Нет, нет, еще раз налево. Это обычный, а дальше — более комфортабельный», — он кричал и взмахивал руками. Преувеличенная его любезность привела меня в такое замешательство, что спазм прекратился. Тем не менее я направился «налево» и «еще раз налево». Дорогой увидал я Стамо, выходившего из какой-то двери. Взгляд его поразил меня неприкрытой враждебностью. Мне показалось, что он хотел что-то сказать, но вместо этого отпрянул и скрылся в глубине темного коридора.

«Эй, в чем дело? — по-турецки крикнул я ему вслед. И, так как он не отозвался, крикнул еще громче: — Поди сюда!»

В ответ послышался какой-то скрип. Стук. В коридор ворвалась струя холодного воздуха.

«Ты почему не отвечаешь? Я тебе велел подойти! — гаркнул я. — Рэдфорд, приведи сюда этого мерзавца!»

Мой слуга не торопясь зашагал за болгарином.

«Пс-ст, пс-ст! — подзывал он. Не знаю, где он приобрел подобную привычку, но я по этому звуку могу отличить его из тысячи верноподданных ее величества: — Пс-ст! Пс-ст! Сюда! Эй ты, поди сюда!» — доносился его голос.

Однако болгарин упорно не отвечал. Как выяснилось позже, его давно уже и след простыл.

«Удрал, сэр!.. Вылез в окно и скрылся», — невозмутимо доложил Рэдфорд, когда я вошел вслед за ним в какую-то каморку, похожую на чулан.

Признаюсь, именно этого я и ожидал, и теперь испытывал некое удовлетворение оттого, что мои подозрения подтвердились. Рэдфорд вынул пистолет и, высунувшись в окно, два-три раза выстрелил. На всякий случай и для порядка, как принято говорить. Ведь у нас все же общие предки с немцами, не правда ли?

Его выстрелы слились с теми, что раздавались в городе.

«Мам-ма миа!.. Что случилось, синьор Барнаби?» — кинулся к нам содержатель ресторана.

«Ваш повар — русский шпион!» — с досадой отвечал я. Он в ужасе отпрянул. Я испугался, что его хватит удар, но зрение уверило меня, что он проживет еще долгие годы.

«Нет! Нет!.. — восклицал он, ограждая себя от моих подозрений. — Ведь он перешел ко мне от доктора Джила!»

«Это лишь подтверждает мои слова. Вначале он действовал там, потом здесь… Это его комната?»

«Комната? Его комната?.. Да, тут он ночует… ночевал…»

Я осмотрелся. Все раскидано. Из сундука в углу торчало платье. Видно было, что он торопился.

Я заглянул в сундук. Не стану говорить, каким запахом пахнуло на меня. Достаточно будет, если вы узнаете… Что, по-вашему, я обнаружил там? Нет, нет, Фрэнк, не говорите! — предупредил он нашего хозяина, который с трудом сдерживал смех.

— Думаю… Нет, я уверена! Тайный шифр! Да? — первой, разумеется, отозвалась Элизабет Американская. Ее мозг работал так же быстро, как и воображение. — Неужели нет? Вы же сами сказали: «русский шпион»! — настаивала она, увидав на лице путешественника какую-то неопределенную улыбку.

— К сожалению, нет… — отвечал он. — Кто следующий?

Предположения были самые различные: верительные грамоты, похищенные военные карты, оружие. Но Фрэд Барнаби тряс головой.

— Я тоже ожидал чего-либо в этом роде, — проговорил он наконец. — А на дне сундука валялось лишь несколько пузырьков.

— Пузырьков?!

— Да, представьте себе. Украденных в лазарете.

— Тем более! Значит, он действительно шпион? — заволновались гости.

— Быть может, болгарин сам был болен либо кто-нибудь из его близких? — только Мишель попытался найти ему оправдание. Но быстро спохватился, что все родные Стамо погибли, и от этой мысли у Мишеля расширились зрачки, и он произнес необычно громким голосом: — Постойте, Барнаби! В пузырьках был яд?

— Да, яд, дорогой мой, именно. Вы угадали! На каждой этикетке череп и кости, а ниже надпись: «Кротоновое масло».

— Кротоновое масло?! — вскричал доктор Паскье. Он даже подскочил от изумления. — Вы действительно прочитали «кротоновое масло», Барнаби?.. В больших дозах это действительно яд, но медики его употребляют как… — он, не договорив, засмеялся. — Рассказывайте же! Продолжайте, бога ради, дорогой вы наш несчастливец! Теперь я понимаю недавние ваши колебания…

Однако колебания Фрэда еще не вовсе исчезли. Он помрачнел, что-то невнятно пробурчал, но затем глаза его вновь заулыбались.

— Беда в том, — сказал он, обводя нас взглядом, — что свойства кротонового масла были мне неведомы. Поставьте себя на мое место! Эти черепа и кости! Я не из трусливого десятка, мне случалось смотреть смерти в глаза, но на этот раз, поверьте, я дрожал как в ознобе. Вдруг русские поручили этому субъекту отравить нас? Подумайте, разве не казалось это наиболее вероятным?