Надежда победителя

– Чего? – хрипло спросил я, предчувствуя недоброе.

– Чтобы ты не приезжал, пока я не выздоровею. А то я никогда не влезу в норму. – Противореча своим собственным словам, она еще крепче сжала мне руку.

– Анни…

– Да, Никки, не приезжай. Я хочу снова полюбить тебя, поэтому не приезжай, пока я не стану нормальной.

– Ладно, – выдавил из себя я. Она вытерла мне на щеках слезы.

– Уходи прямо сейчас, пока я не передумала.

– Хорошо. – Я слегка приобнял ее, чмокнул в макушку. – Я люблю тебя. Помни.

Бронированное такси доставило меня на ближайшую вертолетную площадку. Я собирался провести в Нью-Йорке неделю, ежедневно навещая жену. Теперь она меня прогнала, и я был в полной растерянности. Чем заняться? Ездить на экскурсии по небоскребам Верхнего Нью-Йорка? Но я уже дважды был здесь и возненавидел этот город. Досрочно вернуться в Девон? Не хотелось бы сшиваться там в последние дни командования Керси. Значит, надо лететь в Лондон, там мой покой никто не нарушит.

Как только шаттл приземлился в Лондоне, я снял номер в старом отеле Уэст-Энда. После пожара 2070 года в этом районе уцелело много домов.

Но покоя мне не было и здесь. Уже через несколько часов я устал от назойливой обслуги отеля: горничные, портье и швейцар, не обращавшие внимания на других обитателей, при малейшей возможности пытались затянуть меня, заезжую знаменитость, в трясину пустых разговоров. А в ресторане даже сам владелец отеля подошел к моему столику, чтобы осведомиться о качестве предложенных мне блюд.

Спасаясь от назойливого внимания обслуги, я выбрался на улицу, но прохожие слишком часто узнавали меня, таращили глаза, а некоторые даже показывали пальцем, как на диковинное животное. В штатском костюме таких сложностей у меня не было бы, но будь я проклят, если начну маскироваться и скрывать свою принадлежность к флоту. Впрочем, я уже проклят. Господь никогда не простит мне того, что я натворил.

Я вернулся в отель, уединился в своем номере и начал расхаживать взад-вперед, пытаясь сообразить, как убить время. Слетать на Луну? Но в Фарсайд я полечу через несколько дней после вступления в должность начальника Академии, а в Лунаполисе недавно уже был, проведывая своего старого друга Алекса Тамарова. Пока он служит помощником начальника оперативного отдела, но вскоре его обязательно вернут на корабль. Время сейчас предвоенное, и хорошие офицеры нарасхват.

Несколько лет я провел на кораблях в многомесячных полетах, а на Землю спускался лишь во время недолгих отпусков. Может быть, и эти несколько дней провести в путешествиях? Нет, сейчас мне не до развлечений. Безвылазно сидеть в отеле тоже не по мне, безделья я просто не вынесу. Хотелось бы съездить… домой.

Домой! На рассвете первым же вертолетом или самолетом в Кардифф! В этот поздний час они уже не летают. А если поспешить, можно успеть и сегодня на ночной поезд.

Я побросал вещи в дорожную сумку, поднялся на крышу, вскочил в вертолет-такси и приказал пилоту:

– На станцию Паддингтон! И побыстрее!

– Естественно, побыстрее, – кисло ухмыльнулся пилот, – Хоть бы раз мне кто сказал: «Помедленней, парень, я просто хочу полетать».

Через полтора часа я уже сидел в купе поезда. Когда он потащился по нескончаемым пригородам Лондона, я стащил с верхней полки матрац, постелил постель, разделся и вытянулся на узком сиденье. В Кардифф я прибуду как раз к завтраку.

Отец. Дом.

Я успокоился и уснул.

Прежде чем взять такси, я позавтракал в буфете старинного вокзала Кардиффа. Конечно, отец будет недоволен, что я потратился на такси, но я могу себе это позволить, и таксистам тоже надо на что-то жить.

В машине я не отрывался от окошка, жадно рассматривая места своего детства. Вот заброшенная «литейка», древнее пустующее здание, где мы с Джейсоном играли, казалось, лет сто тому назад. Дорога начала петлять по знакомым до боли холмам.

Расплатившись с водителем, я спустился к дому отца. Я так и не позвонил ему, не предупредил о своем приезде, потому что знал: даже если отец уйдет на базар, то все равно оставит дверь открытой, а надолго он отлучался из дому только по воскресеньям. Так было всегда, сколько я себя помнил.

Все же я не стал сразу входить, а постучал в дверь. Мало ли что? Отчий дом я покинул в тринадцать лет, за прошедшие годы кое-что могло измениться.

Вышел отец, постаревший, иссеченный временем. В фартуке. Значит, после завтрака мыл посуду. Его взгляд скользнул по моей сумке.

– Значит, на один день? – спросил он.

– Да, на несколько.

Он повернулся и вошел в дом. Я последовал за ним на кухню.

– Чай еще горячий, – предложил отец.

– Спасибо. – Я взял чашку, налил кипятка, опустил в него на цепочке дырчатый шарик с чайными листиками; молча водил цепочкой и наблюдал, как темнеет вода в чашке.

– Я слышал, что ты вернулся из полета. Бакалейщик рассказывал. Он даже хотел дать мне почитать один из журналов с твоими портретами.

– Отец, не возражаешь, если я останусь на неделю?

– Ты дома, Николас.

– Спасибо.

– Поможешь починить забор, а то коровы Гарта так и норовят забраться в мой сад, выщипать огород.

– Хорошо.

– Это, – показал он на мою униформу, – запачкается.

– У меня есть старые брюки.

– Тогда будешь делать и всю свою прежнюю работу по дому.

Я кивнул. Значит, все как и раньше. Порядки в доме отца ни на йоту не изменились. Однажды, много лет назад в порыве отчаяния я спросил его: «Ты меня любишь?» Отец ничего не ответил. Возможно, он и сам этого не знал.

Я втащил сумку в свою комнату. Здесь за долгие годы тоже ничего не изменилось. Я сел на кровать, пружины привычно скрипнули. Помнится, в детстве из-за этого жуткого скрипа я боялся вертеться с боку на бок – не дай Бог услышит отец.

Переодевшись, я занялся ветхим забором, пока отец не приготовил нехитрый обед: суп и овощи. Потом я снова принялся за работу. Отец, вымыв тарелки, присоединился ко мне. В сумерках осмотрев и попробовав на прочность укрепленный забор, он дал суровую оценку:

– Мало. Придется поработать еще.

– Извини, отец.

– От извинений забор крепче не станет. – Все же он по-своему поблагодарил меня – ткнул в бок – и добавил:

– Сейчас приготовлю ужин.

– Я помогу.

– Сперва вымой руки.

– Есть, сэр, – улыбнулся я одними уголками рта. Но отец, конечно, заметил мою ухмылку и нахмурился.

Помолившись, мы съели холодного цыпленка с салатом из огурцов, вымыли вместе посуду. Я устроился на кухне почитать какую-нибудь из книг, давно записанных в память моего карманного компьютера. Когда настало время ложиться спать, вошел отец, остановился в дверном проеме, спросил:

– Помолишься со мной?

– Конечно. – Я выключил компьютер, пошел за отцом в спальню.

Как обычно, мы стояли на коленях, отец вслух читал Библию, а я молился с закрытыми глазами. Разумеется, отец помнил все псалмы наизусть, но все равно клал перед собой раскрытую Библию.

Каким-то чудесным образом этот ритуал умиротворил мою истерзанную душу, хотя колени к концу молитвы страшно болели. Когда мы встали, я неуклюже обнял отца. Потрясенный, он не знал, как реагировать, – не оттолкнул и не обнял меня в ответ.

Я разделся, открыл окно, впустив прохладный вечерний воздух, забрался в постель. Заложив руки за голову, я рассматривал освещенные лунным светом иконы, столь хорошо знакомые еще с детства, модель космического корабля «Отпор», которую я сам вырезал из бальзы, сувенирный флажок футбольной команды Уэльса. Матчи с ее участием проходили по субботам. На двери шкафа все еще висела моя детская одежда. Столько лет прошло, а казалось, все это было вчера.

Я погрузился в воспоминания.

– Он всегда такой? – спросил как-то Джейсон.

– Да. – Я крутил педали велосипеда изо всех сил, стараясь не отставать от друга.

– Как ты все это терпишь? «Ты помыл пол? Ты молился?» – пародировал он моего отца. – Кошмар!

Я переключил скорость, догнал Джейсона и пристроился рядом, чтобы не кричать ему в спину. Ветер трепал волосы.