Надежда победителя

Отец обычно молчал за обедом, на этот раз ради гостя завязал разговор. Его заинтересовал музыкальный компьютер.

– Что это за игрушка? – спросил он Джейсона.

– Это не игрушка, а музыкальный аппарат, сэр.

– Электронный аппарат, – проворчал отец. «Электронный» для него значило «сатанинский». Все, что относилось к праздным забавам и легким развлечениям, отец считал сатанинским.

– Мистер Сифорт, этот музыкальный аппарат может заменить всю Уэльскую филармонию, – возразил Джейсон.

– Спародировать, – беззлобно уточнил отец и обмакнул в суп хлеб собственной выпечки, вынутый из печи час назад.

– Пародировать тоже надо уметь, сэр, – улыбнулся Джейсон и я вслед за ним.

Отец укоризненно на меня взглянул, покачал головой, а я оскалился еще шире. Почему-то Джейсон всегда заражал меня своим настроением. Стоило ему хохотнуть, и я уже ржал без всякой на то причины. Он уважительно относился к отцу, но не принимал всерьез его религиозных «заморочек».

– Ты продолжишь обучение в школе? – спросил отец. Какая снисходительность! Отец явно благоволил к Джейсону, разговаривал с ним, как со взрослым. Я был доволен.

– Да, сэр. Из курсов по выбору я решил посещать инженерный.

– Почему?

– Мне нравится строить, конструировать и чинить.

– Строить башни до самых небес? Джейсон не понял и смутился.

– Он имеет в виду Вавилонскую башню, – пояснил я. – Бытие, глава девятая.

– Одиннадцатая! – вспыхнул отец, испепелив меня взглядом. – Лучше бы не показывал своего невежества, Николас!

– Мистер Сифорт, если Николас тоже запишется на этот курс, мы с ним сможем работать над курсовым проектом вместе у меня дома.

– Николас лучше делает уроки здесь, где ему не позволяют бездельничать. – Отец любил обсуждать с гостями мои недостатки при мне, словно я был бесчувственной вещью. Но в этот раз, к моему приятному удивлению, он добавил:

– Но дело не в этом. Просто Николас больше не будет ходить в школу. Вероятно, его возьмут в Академию.

Потрясающе! До сих пор отец никак не показал, что верит в мое поступление.

– Разумеется, – быстро согласился Джейсон. – Я предложил это на тот случай, если его не… то есть, я забыл, что он поступает в Академию.

Спустя два дня я ползал по огороду, выискивая сорняки. Я старался изо всех сил – ведь отец непременно проверит качество прополки и если, не дай Бог, заметит огрехи, то не отпустит меня в субботу из дома, а Джейсон уже купил билеты на футбольный матч с ирландской командой. На всякий случай о билетах я дома даже не заикался.

Надо мной нависла тень. Я поднял голову. Отец.

– Я еще не закончил, сэр, – залепетал я.

– Пришло письмо, – сообщил он.

– Письмо? – Ну и что? Почему ради какого-то письма он отрывает меня от работы? Вдруг до меня дошло. – Из Академии?! Приняли?!

– Не знаю. Оно адресовано тебе, ты и вскрывай. На кухне на столе. Я бросился в дом.

– Вымой руки! – крикнул вдогонку отец.

Я долго и тщательно мыл руки, чтобы, не дай Бог, не оставить на полотенце грязных следов. Если отец рассердится и задаст мне трепку, то долгожданное сообщение не доставит мне никакой радости. Наконец я добрался до кухни и вскрыл вожделенный конверт. Отец стоял, прислонившись к раковине, с непроницаемым лицом. Текст письма гласил:

«Приемная комиссия Военно-Космической Академии ООН постоянно сталкивается с проблемой отбора из множества достойных кандидатов в кадеты. К сожалению, ограниченное число мест не позволило нам зачислить вас в этом году…»

Письмо выпало из моих рук на стол. Глаза застилал туман. Не может быть! Не веря своим глазам, я снова начал вчитываться в прыгающие строки:

«… поздравляем вас с успешной сдачей всех экзаменов. Не всем кандидатам удается достичь Финального отбора. Мы будем рады рассмотреть вашу кандидатуру на следующий год…»

Я побежал в свою комнату, с досадой хлопнул за собой дверью и упал на кровать. Через несколько секунд вошел отец.

– Встать! – рявкнул он.

– Дай мне побыть одному…

– Встать! – гремел он так, что ослушаться было немыслимо. Пришлось встать. Отец отступил в коридор и скомандовал:

– А теперь закрой дверь как следует!

– Какая-то дверь тебе важнее… – Я осекся под суровым взглядом отца. – Есть, сэр. – Осторожно прикрыв дверь, я снова бросился на кровать, сбросил туфли и зарылся лицом в подушку, чтоб заглушить свои рыдания.

Отец не тревожил меня целый час, давая прийти в себя, и лишь после этого зашел ко мне с вопросом:

– Можно прочитать твое письмо?

– Ты уже знаешь, что там написано, – буркнул я в подушку.

– Догадываюсь. – Он положил мне на плечо руку, но тут же убрал ее, словно устыдившись своей нежности. – Николас, повернись ко мне, чтобы я видел твое лицо.

– Мне нужно побыть одному.

– Чтобы исходить жалостью к самому себе?

– А что, нельзя? – промямлил я в подушку.

– Ты не согласен с Господом? – Отец развернул меня за плечо к себе. Пришлось смотреть ему в глаза. – Если тебя не приняли, значит, так угодно Господу.

– Почему ему угодно?! – со злостью выпалил я. – При чем здесь Бог? Все дело в Финальном отборе! Меня не приняла дурацкая приемная комиссия, а не Бог!

– Он заботится обо всех, и о тебе тоже.

– Зачем тогда он заставил меня тратить время на экзамены?! – бушевал я. За ярость против Бога отец меня, конечно, выпорет, ну и пусть! Плевать!

– Может быть, Он хотел научить тебя, чтобы ты принимал неудачи достойно, как мужчина, а не как плаксивый мальчишка, – спокойно произнес отец, сверля меня строгим взглядом.

Я закрыл полные слез глаза. Нет, отец этого не поймет.

– Николас, твоя обида велика. Но ты должен смириться с Его волей. Господу виднее. Я помолюсь с тобой. Может быть, мы поймем Его и Он пошлет нам утешение.

Это означало, что мне придется простоять на коленях несколько часов на твердом полу. Зря я надеялся, что отец меня пожалеет.

– В самом деле, почему бы нам не отказаться от Финального отбора? Разве от этого будет хуже? – спросил я, глядя в глаза начальнику Академии.

– А вы знаете, кто входит в состав приемной комиссии? – вопросом на вопрос ответил Керси, нервно барабаня пальцами по столу.

– Двух членов назначает Адмиралтейство, двух – Генеральный секретарь ООН, и еще троих из своего состава выбирает Сенат.

– А вам известно, что в давние времена в приемную комиссию входили исключительно офицеры Военно-Космических Сил?

– Конечно, так было во всех Академиях, не только в нашей, пока политики не устроили скандал. – С тех пор прошло уже семьдесят пять лет, но космический флот не забыл пережитого им унижения.

– Да, битва была грандиозной, – невесело улыбнулся Керси. – К сожалению, мы ее проиграли и больше не можем набирать кадетов по своему усмотрению. Наши противники обвиняли нас в элитарности, хотя я, честно говоря, не понимаю, что в этом плохого. Почему бы космическому флоту не быть элитарным? Но маленький кусок нам все же бросили, оставили Финальный отбор. В нем участвуют и политики, но и мы можем повлиять на его результаты.

– И протаскиваем в Академию русских, эквадорцев, янки и сынков сенаторов? – съязвил я.

– В следующем году эти вопросы вы будете решать сами! – отрезал Керси. – Вернемся к отбору. Вместо Василия Карниенкова вы хотите взять Жака… как его там… Теро?

– Нет. – Больше всего мне не хотелось участвовать в Финальном отборе. Желания ссориться с начальником Академии Керси тоже не возникало, поэтому я зажал свое упрямство в кулак и согласился:

– Пусть этот русский останется.

– Пустяки, сэр, – утешал меня Толливер по пути к офицерской гостинице. – Всего через несколько дней он уйдет в отставку.

– Не забывайте, что он был начальником Академии восемнадцать лет, – возражал я, любуясь безупречными газонами. – К его мнению будут прислушиваться даже после отставки. У меня и без того хватает врагов, зачем мне еще один?

– Не думаю, что вы нажили в его лице врага, ведь из всех членов комиссии Финального отбора Керси оказался единственным его защитником.