Алгоритм невозможного

Задумался и Соль. В его мыслях главенствовал Великий Физик, но не тот дряхлеющий слезливый старик, который провожал их на интрадроме, а властный, умевший настоять на своем, подавлявший могучим интеллектом прижизненный классик, поистине великий при всех своих человеческих слабостях.

Благодаря ему Соль за короткое время стал другим человеком, избавился от, казалось бы, неизбывного безрассудства, научился взвешивать каждое слово, каждый поступок. Рыжего с престонского стадиона больше не существует, как нет уже и отчаянн о смелого запредельного пилота. Никогда не взмыть ему к звездам, не испытать сладкой муки фазового перехода… Ну и пусть!

Он почувствовал себя преемником старого ученого, словно тот завещал «сынку» завершить начатое им дело. Но тут мозг кольнула ядовитая мысль: а что если Великий Физик был лишь орудием, посредством которого Кей воплощал свой замысел?

Соль тотчас же с брезгливостью отверг кощунственное предполо-жение.

Скорее уж Кей вольно или невольно помогал Великому Физику осуществлять мечту об изначально счастливом человечестве!

Виктор думал о ней как о чем-то свершившемся, хотя в то же вре-мя сознавал, что на пути к беспримерно грандиозной цели сделан лишь крошечный шаг, а самое главное и трудное — впереди. Кей прав, настоящая жизнь только начинается, и нужно прожить ее достойно.

И незачем считаться, кто первым ступил на этот путь — Кей или Великий Физик. Все мы союзники, каждый сделает то, что в его силах, и то, что превыше их…

…Если бы кто-то из интранавтов, оторвавшись от своих мыслей, взглянул на чугунно-бесстрастное лицо Кея, он ни за что бы не догадался, какой тайфун чувств неистовствует сейчас в душе «персо-нифицированного интеллект-автомата».

Говоря о том, что психика интранавтов не выдержит всей правды, Кей подразумевал вовсе не возвращение в прошлое. Он не мог открыть ее даже сейчас и ограничился лишь полуправдой — невразумительным намеком, к счастью, так и не понятым ими.

Интеллект-автоматам удалось-таки найти алгоритм невозможного. Но, подобно «бессмертию» и «всезнанию», — не в буквальном смысле этого понятия.

Телепортировать эмбрионы через область пространственно-временных аномалий было слишком рискованно. Интеллект-автоматы во главе с Кеем предпочли решать задачу методом «от противного». Создали глобальную компьютерную модель человечества, транспонировали ее на поверхность Земли и стали наблюдать за эволюцией «псевдочеловеческого» общества, чтобы впоследствии воспользоваться плодами его технического прогресса.

Таким образом, все происходившее с Великим Физиком, Преземшем, Солем и миллиардами их «предков» и «современников» было на самом деле игрой потенциалов в сложнейшей иерархии электронных цепей.

Но произошло непредвиденное. Иллюзорный мир компьютерной модели спроецировался на реальный земной мир, слился с ним воедино, а люди-символы почувствовали себя настоящими людьми. Они рождались, жили, радовались, страдали и умирали.

Их исторический процесс не имел ничего общего с оптимальной программой, разработанной коллективным мозгом гемян для «эмбрионального» человечества.

В нем все оказалось искажено, перемешано, поставлено с ног на голову. Зло возобладало над добром, грубая сила над разумом…

«Что мы наделали, — бичевал себя «персонифицированный интеллект-автомат» Кей. — Считали, что оперируем с бесчувственными и бесстрастными байтами информации, а сотворили жизнь и позволили превратить ее в ад!»

Но уже ничего нельзя было изменить. Оставалось ждать и надеяться…

Люди молились Богу — всемилостивейшему и всемогущему, а Кей, внимая молитвам, чувствовал себя этим «Богом», но отлученным от милосердия, лишенным могущества, и ему было нестерпимо стыдно, что он — «Бог».

Люди блуждали во тьме, карабкались на вершины и срывались с них, но, вопреки всему, упрямо продвигались вперед по обломкам несбывшихся утопий, не подозревая о своей жертвенной роли…

И — спасибо им! — наступил черед подлинного человечества. Под моросящим дождем, среди чахлых деревьев и островков материкового льда начинается его оптимально спроектированная история. Изначально счастливая, как об этом мечтал Великий Физик.

Но нерадостно на душе у Кея. «Не заново, а впервые!» — так уверял он интранавтов. Самого же гложут сомнения, иначе не хотелось бы навсегда забыть тех, кто обращался к нему с молитвами.

А забыть надо, иначе можно сойти с ума. Только ничего не забудется.

Чувство непоправимой вины не покинет его до конца дней.

Казалось, душевные силы на исходе, но Кей знал, что, если придется, он в бессчетный раз стиснет зубы и мысленно воскликнет:

— Кто кого!

Пока же можно на минуту расслабиться и беззвучно простонать:

— Инта, родная, как мне тяжело без тебя…