Спасенный

Они побрели дюной дальше.

— Я должна включить это в отчёт, — сказала сестра Елена.

— Это ваш долг, — невозмутимо ответил Сагара.

Под ногами глухо заскрипел песок — смоченный прибоем, тёмно-коричневый, он светлел, когда на него наступали, как будто кто-то под землёй включал фонарик — а потом снова темнел, и следы босых ног монахини и сохэя наполнялись водой.

— Мне не даёт покоя мысль — зачем они это сделали, — сестра Елена прищурилась на тёмное небо.

— Сделали, потому что не было транспортов вывести всех этих бедняг.

— Нет, я понимаю, почему. Но не понимаю — зачем?

— Во-первых, если бы они покинули тут всё население и инфраструктуру, мы могли бы так же легко перебрасывать через станцию Ходэри войска, как это делали они, — пожал плечами Сагара. — Во-вторых, город Минато был объявлен заложником. Если бы они оставили это так просто, потеряли бы лицо.

— А разве они не потеряли его сейчас?

— Рива — пираты. Они мыслят другими категориями. Для них потерять лицо — означает угрожать кому-то и не исполнить угрозы. А может, Шнайдер хотел, чтобы с ним на одной виселице в крайнем случае можно было повесить всю Директорию.

— А может, Директория хотела бы, чтоб вместе с ней можно было повесить Шнайдера?

Сагара удивленно посмотрел на пожилую некрасивую женщину, которая стояла по щиколотки в океане и мутила воду пальцами ног.

— Простите?

— Скажите, два месяца назад нам было за что вешать Шнайдера?

— По его приказу людей Сунагиси морили голодом, а до того — так бессовестно грабили, что им пришлось восстать.

— Как ни жаль, но на тот момент Сунагиси ещё не была признана Империей как независимая планета. Сенат принял решение только после того, как Рива объявили восстание подавленным. До того нам нечего было инкриминировать Шнайдеру. Собственно говоря, он предлагал Директории отдать Сунагиси нам.

— Что? — Сагара не верил собственным ушам.

Сестра вздохнула и закатила глаза.

— Все так реагируют, а между тем это — секрет Полишинеля. Информация прошла сквозь инфосферу — и хоть бы кого заинтересовала. Шнайдер предлагал после окончания кенанской кампании покинуть Сунагиси. Но Директория была против: такой удобный транспортный коридор — и оставить нам? К тому же, Шнайдера они ненавидят. Поэтому Директория сказала ему: мы тебя назначили тайсёгуном — так иди и замири этот мятеж. И он должен был идти.

— Но не должен был сжигать людей.

— Если бы он не исполнил решения Директории, его могли бы снять с поста тайсёгуна. А он воевал с домом Кенан не для того, чтобы вот так в одночасье всё потерять.

— Поэтому лучше было расплатиться за свою власть четырьмя манами жизней.

— Пятью, если мои предварительные оценки верны. Вы забываете про тех, кто погиб в ходе восстания. Шнайдер зашел в своей борьбе слишком далеко, чтобы отступать. Рива могли существовать и без Директории. Поэтому Директория сделала так, чтобы у Рива не осталось ни единого шанса на восстановление мира с Империей.

— Они что, такие болваны? Я не верю. Политик может быть мерзавцем — но не болваном.

— Политик прекрасно может быть обоими в одном лице. Поверьте человеку, который наблюдал эту породу в её природной среде. Например, среднестатистический сенатор думает на пять лет вперёд — не больше. Ему отвечать перед своими избирателями. Среднестатистический доминатор отвечает перед императором — поэтому мыслит на несколько больший срок. Член Директории — совсем другое дело: ему отвечать перед своим спонсорами. Он думает вперёд на значительно меньшее время. Вот посмотрите хотя бы на Пегю. Этого человека, который будет отвечать своему доминатору, можно рассматривать и как действующую модель вавилонского политика.

— Гадостная штука, — криво усмехнулся Сагара. — А вы, точно так же, как и доминаторы, отвечаете перед императором.

— Да, — женщина вышла из воды и натянула сандалии. — Не буду вам больше мешать, купайтесь. Встретимся после вечерней службы.

Ночью наконец-то пролился обильный дождь.

Это было очень радостным событием: расчищенные синдэновцами водосборники и резервуар начали наполняться пресной водой, и теперь жители перестанут зависеть от той воды, которую раздают гуманитарные миссии.

Однако после вечерней службы и погребения (людоеда похоронили отдельно от человеческих останков из квартала Мураски-Янаги) ко «Льву» опять выстроилась очередь людей с посудой для воды.

Сагаре вдруг пришло в голову, что с самого дня трагедии был всего один дождь — ночью, сразу же после гибели города. То ли огромнейший пожар создал какой-то атмосферный эффект, то ли ещё что-то — но прошёл дождь, и жаждущие люди смогли напиться и перевязать раны. Те, кто умер в течение первой недели после сожжения города, имели какое-то, хотя бы и жалкое, облегчение.

Но никак не удалось собрать достаточно влаги: резервуар и водосборники были забиты останками тех, кто напрасно искал спасения в воде. Вода вскипела, потом испарилась. Середина резервуара напоминал котел, в котором тушили мясо и забыли его на огне, пока всё не превратилось сперва в однородную массу, из которой торчат кости, а потом — в уголья. Сагара был среди тех, кто вычищал это всё вручную. Как офицер и священник он, наверное, мог отказаться от этой работы — но не стал. Расчистка водосбора была заданием номер один — поскольку на «Льве» с первого дня поняли, что это такое: попробовать напоить шестьсот человек с помощью водоочистителя, рассчитанного на полторы сотни максимум.

Они расчистили водосборник за полтора дня — но дождь пошёл только сейчас. И даже теперь к кораблю выстроилась очередь, потому что воды было ещё мало.

Людей стояло не больше полусотни — и они, казалось, совсем не замечали дождя. Стабилизаторы «Льва» защищали от струй с неба, но по дороге сюда ни один не попробовал чем-нибудь прикрыться, люди просто молча шли — кто с чем, большей частью с бочонками из-под искусственного мяса.

— Отче? — К Сагаре подошёл господин Ито с большой флягой в руках. Сагара пригласил его внутрь корабля, однако тот протестующее замотал головой и остался под аппарелью.

— Добрый вечер, — сказал Сагара, хотя они уже виделись и здоровались на службе.

— Вечер добрый. Вы сегодня спрашивали про мальчика, так? Маленького мальчика, за которым как будто гнался людоед?

— Или гнался, или они куда-то бежали вместе.

— Я тут немного поговорил с Энги, перекинулся словечком ещё кое с кем… Лет ему с шесть на вид, очень худой, но шустрый, да?

Сагара кивнул. Он уже расспросил Кинсби, пытаясь вытянуть из него малейшие детали.

— Этот мальчик — призрак, отче. Его видят — но никогда не могут к нему приблизиться. Подумайте сами: разве ребенок такого возраста мог выжить сам в руинах?

— Мы нашли у людоеда немного сифудо. Может быть, он подкармливал ребенка.

— Нет, — господин Ито протестующее покачал головой. — Нет! Знаете, что? Вода! Вы бы знали, как мы уродовались, пытаясь добыть хоть немножечко пресной воды! Оставляли разные вещи с вечера, чтоб облизать росу с утра, делали испаритель на солнечном тепле, выдавливали сок из водорослей… Малыш не мог бы этого сделать сам. Он — призрак, господин Сагара. Зачем людоеду подкармливать ребёнка? Он не брезговал костлявыми?

— Но где он сам брал воду?

— Ну… Он тоже мог выпаривать её на солнце или выдавливать из водорослей. Он же взрослый человек.

— Он мог точно также делиться водой с мальчиком.

— Нет. Нет!

Сагара не мог понять причин такого решительного возражения.

Староста немного ещё попереминался с ноги на ногу, а потом почти шёпотом сказал:

— Отпойте его.

— Что?

— Отслужите молебен или что-то такое. По всем погибшим детям этого несчастного города. Пусть эта маленькая душа успокоится и перестанет нас тревожить.

Не дожидаясь ответа, старик поковылял под дождём до палаточного городка, где жили остатки людей Сунагиси.

Сагара поднялся на аппарель — и увидел брата Томмигана, точнее — Томаса Монагана, старшего механика на «Льве»