Исправляя ошибки (СИ)

Боевая медитация по-прежнему была основной способностью Леи, дарованной ей по воле Силы и, надо сказать, широко используемой, иной раз бессознательно. Совокупность приемов, позволяющих видеть картину боя глазами каждого из сражающихся, проецируя на себя их восприятие и одновременно внушая им дополнительные силы, поднимая боевой дух. Не потому ли, гадал Люк с улыбкой, его сестра снискала такую огромную любовь своих военных товарищей?

Обыкновенная медитация, основополагающие техники самоконтроля давались Лее гораздо хуже — и не трудно понять, почему. То и дело срываясь на тревожные мысли о сыне, Органа далеко не всегда могла достигнуть необходимой концентрации.

Когда она пыталась освободить сознание, соединив его с вселенским потоком, Люк отчетливо слышал ее мысли, и почти все они так или иначе касались Бена: «Где же он?.. Сила, помоги мне его увидеть! Может быть, в этот самый момент его истязают?..»

— Послушай, — говорил магистр сестре, — мысленно ты слишком привязана к Бену, и тем самым мешаешь сама себе увидеть вселенский поток целиком. Если хочешь, чтобы Сила открыла тебе свои тайны, ты должна сама открыться ей. Освободи свой разум ото всякого смятения.

Лея, закусив губу, расстроенная и побледневшая, кивала в знак согласия.

Но ей по-прежнему лишь в редких случаях удавалось превозмочь беспокойство в сердце и отрешиться — или хотя бы убедить саму себя, что она отрешилась, — от всего насущного и суетного.

Сказать по правде, судьба племянника мучила неизвестностью и самого магистра, часто убивая в нем необходимый настрой. Однако долг учителя требовал от него быть непреклонным.

Однажды Лея спросила:

— Если мы с тобой не способны уловить присутствие Бена, то, возможно, Рей может его почувствовать?

Органа помнила слова брата о некой мысленной связи, каким-то образом соединившей сознание ее сына с сознанием этой удивительной девочки с Джакку. Эта связь была не тем же самым, что естественное единение разумов матери и дитя, которое существовало между Беном и нею самой — то самое ощущение общности, которое Лея впервые испытала, когда во время беременности, практикуя медитацию, распознала сознание растущего в ней маленького человека, отличное от ее собственного сознания; и которое, как ей теперь думалось, не исчезало даже в те полные тишины и боли годы, когда ее сын пропал и не подавал о себе вестей.

Связь же между Беном и Рей, по словам Люка, во многом напоминала Узы Силы, однако возникла спонтанно, и начало ее, как не странно, лежало в глубине прошедших лет, когда они оба еще были детьми.

Люк с сомнением протер веки.

— Не думаю, — коротко сказал он, робея признаться, что боится потворствовать этой связи, используя ее возможности. Неизвестно, чем эта самая связь может обернуться. Прежде всего, для Бена, открытого влиянию нового для него неистового чувства, и больше всего подверженного риску.

Возможно, изолированность в Силе даже пойдет ему на пользу, позволит получить передышку от подсознательного паразитирования, благодаря которому энергия мидихлориан все это время перетекала от него к девушке? Оставалась надежда, что вынужденный «кокон», как это не удивительно, окажется для него спасением, и тогда Сила возвратится к Бену хотя бы отчасти.

Люк с сестрой положили себе каждый день минимум по два часа упражняться на световых мечах. Лея, не особо сведущая в искусстве фехтования, предложила было сперва поупражняться на обычных деревянных шестах, однако Скайуокер решительно отверг эту идею, сказав, что такие тренировки не будут эффективными.

— Не забывай, — предупредил он, — что лезвие светового меча — это луч энергии, который нельзя ощутить физически. Если ты привыкнешь к тяжести обычного тренировочного меча, тебе потом будет сложнее отрабатывать те же приемы с боевым сейбером.

Ранее младшие ученики джедаев использовали особые тренировочные мечи с ограничителем мощности излучения, которые не позволяли юнлингам нанести друг другу серьезную рану. Максимум, что они могли получить на тренировках, это незначительные ожоги.

«Иными словами, чтобы научиться плавать, лучше сразу нырнуть с головой в воду», — усмехнулась генерал Органа. Однако она сочла, что такие правила вполне по ней.

Все же ради безопасности они с Люком выкрутили регуляторы мощности на обоих своих сейберах до минимума.

С каждым днем Лея использовала оружие джедаев все увереннее. Сражаясь с братом во время спарринг-дуэлей, она училась не просто владеть отцовским сейбером как одним из необходимых предметов рыцарского бытия, но и чувствовать его собственную энергетику — сделать этот меч своим осознанным союзником. Это было нелегко, учитывая ее недоверчивое отношение; но мало-помалу, кажется, получалось.

Люк оказался прав, меч Энакина Скайуокера тянулся к ней всей своей волей, как будто создавался специально под ее руку. Раз от разу Лея все больше убеждалась в этом. Ей все легче удавалось преодолеть внутреннее напряжение, и день за днем лезвие сейбера в ее руках все увереннее танцевало в воздухе, подобно крохотным, быстрым, мерцающим крыльям жуков-пираний. И только болезненная одышка в конце тренировки заставляла генерала Органу немного умерить свой пыл, напоминая о том, что она — уже не девочка.

***

Наблюдая за сестрой — за ее успехами и промахами, — как-то раз Люк предложил:

— Я могу помочь тебе облегчить твои мысли о сыне.

Лея терзалась чувством вины, полагая, что она была Бену плохой матерью. Если она покажет ему, своему брату, все, как есть — свой путь на материнском поприще с самого начала, тот мог бы помочь ей понять, где именно она допустила ошибку.

Возможно, они потерпят неудачу, но попытаться стоило. В конце концов, пусть это будет ее исповедью, ее раскаянием.

— Но для этого мне придется пробежаться по твоим воспоминаниям. Я готов сделать это, но только с твоего согласия.

Генерал Органа побледнела, судорожно обдумывая предложение. Возможно ли, что пытка сознания, пусть даже максимально легкая и аккуратная, принесет ей какую-то непостижимую пользу? Это было слишком похоже на то, что проделывал Палач Первого Ордена со своими жертвами. На то, что она сама пыталась проделать с Кайло.

Люк коснулся ее щеки.

— Доверься мне.

«Ты всегда доверяла мне. Иногда больше, чем я того заслуживал. Поверь и на сей раз».

Вероятно, он не имел права просить ее о подобном.

Однако, поразмышляв еще мгновение, она решилась. Закрыв глаза, Лея мысленно отдала себя во власть его ментальных чар.

… Ребенок, едва появившийся на свет — весь красный и опухший, со следом крупной синюшной вены у переносицы, такой крохотный, что кажется игрушкой, — надрывно кричит, но Лея едва способна протянуть к нему руки. Измученная после операции, потерявшая много крови, покрытая потом, она бессильно лежит, раскинув руки по сторонам, в родильном кресле и надрывно смеется. Ее смех звучит сквозь равные, изможденные хрипы, рвущиеся из груди вместе с дыханием. Нездоровый, больше напоминающий рыдания. Она счастлива оттого, что тревоги позади, и что ее сын жив, но ее счастье граничит с безумием.

Она слышит плач ребенка и думает, что этот же самый звук — первый крик двух младенцев — был, вероятно, последним звуком, который услыхала в своей жизни их истинная мать — та самая печальная маленькая женщина из ее видений. Эти раздумья наводят ее на мысль об имени, которое следует дать новорожденному. И ей плевать, что Хан думает об этом. «Угодно спорить — роди сам», — упрямо думает она.

Наконец, акушерский дроид осторожно кладет ребенка ей на грудь. Тот, ведомый природой, быстро находит красноватый ободок материнского соска и, припав к нему губами, живо сосет, пока глаза не начинают слипаться, а щеки — раздуваться от сытости. Плач смолкает.

Новоиспеченная мать мелко дрожит, опасаясь нарушить сон малыша неуклюжим движением или даже звуком. Восторг в ее душе достигает непостижимой высоты, которая всегда граничит со страхом.