Третий берег Стикса (трилогия) (СИ)

Саша клюнул носом, вздрогнул, очнувшись, и обнаружил, что огоньки вовсе не плод его полусонных размышлений, а действительно во тьме мерцают, справа.

— Город? — спросил он.

— Не. Старый Город уже проехали, слава Индре, — с охотой ответил сатир. — Это Новое Село.

— В городе нет менял?

— Говорил же тебе, в Старом Городе никого нет, кроме блохастых. Ну, ещё крысы там и прочая нечисть тоже водится, да ещё — ха-ха! — встречается кое-кто вроде нас с тобой, кому по дороге княжьей ездить ни к чему. Временно.

— А в Новом Селе? Там есть менялы?

— Как раз там и есть. Потому туда и едем, — сказал Матвей и повернул руль вправо. Огоньки померкли в сиянии фар, но скоро снова проступили во тьме, справа и слева, разгорелись ярче, расползлись в обе стороны, приблизились, и стали видны подсвеченные ими заборы и стены домов. Лучи фар запрыгали на обломке таблички, где чёрным по белому: «…кой», — и медведя, ворвавшегося в ночное поселение, встретил собачий лай. Матвей ворочал рулём не задумываясь, значит, не в первый раз попал в лабиринт узких улиц. Он не совершил ни одной ошибки в выборе направления, через каких-нибудь пять минут подвёл машину к высоченной глухой стене и остановил так близко от ржавых ворот, что на световые пятна от фар стало больно смотреть.

— Спит он, что ли? — проворчал Матвей и сунул ладонью в перекрестье рулевых спиц. Медведь раздражённо рыкнул, но сигнал этот не возымел никакого видимого эффекта. Тогда сатир полез наружу, неразборчиво бормоча какие-то ругательства. Волков тоже решил выйти размяться.

— Алтын, твою быка мать! — рявкнул Матвей. Саша глянул на него, хлопая себя по плечам и выдыхая пар (снаружи заметно похолодало), затем проследил за взглядом своего провожатого и заметил то, чего никак не мог видеть изнутри, — узкое зарешеченное окошечко над воротами, похожее на глаз циклопа. То, что выглядело из салона автомобиля как глухая ограда, оказалось на поверку стеной дома.

— Бу! Гай! — надсаживался Матвей, приплясывая на месте от нетерпения. — Открой дверь!

Этот «сезам» сработал. В надвратном окошке мелькнул тусклый огонёк, сместился выше, словно циклоп мечтательно глянул в небо, потом за воротами что-то зашипело, из-под створки выдуло облачко пыли и ржавая воротина поехала вправо, простужено скрежеща.

— Чего наружу вылез? — набросился на Волкова всё ещё раздражённый заминкой сатир. — Садись быстрей. И дверь захлопни, не видишь, въезд узкий?

Саша повиновался, но решился всё же спросить:

— Куда это мы приехали?

Не было строение похоже на лавку, тем более меняльную, скорее напоминало крепость.

— К меняле, куда ж ещё! — огрызнулся Матвей, слегка пошевеливая рулём и поглядывая то вправо, то влево, чтобы не зацепить столбы ворот зеркалами. — К старине Бугаю.

— А почему ты его назвал Алтыном? — поинтересовался Саша. Машина между тем миновала длинную подворотню с кирпичными стенами и въехала во двор. Сзади снова зашипело и заскрежетало.

— Потому что так его и зовут — Алтын Бугаев, — ответил Сашин провожатый, успокоенный тем, что закрылась дверь. Волкову событие это уверенности не прибавило, уж очень странно выглядело жилище менялы.

— Теперь-то хоть можно вылезти? — неуверенно спросил капитан Волков.

— Вылезай, — разрешил заметно повеселевший сатир. — Мы по-быстрому. Сдали, получили, отвалили, понял? Слышь, Саша, ты всегда такой отмороженный? Как ты к нам сюда лезть решился, не понимаю. Если б не я…

— Гарик! — хрипловато каркнули за спиной. Волков вздрогнул от неожиданности и обернулся на голос. Пляшущий жиденький огонёк, заключённый в пузатую тонкошеюю стекляшку. Лампа. Старческое, с прищуром, освещённое лицо позади, тени по нему пляшут, ежесекундно преображая сморщенную маску. Скорбь или радость?

— Чтоб я так жил! — пожелал незнакомец. — Гарик в натуральную величину и без галстука на шее!

Голос его оказался таким же изменчивым, как выражение лица в неверном освещении: то высокий, то низкий, то чистый, то с оттяжкой в хрип. «Скорее всё-таки он рад встрече», — решил Саша, пытаясь рассмотреть этого человека получше, и чуть было не вскрикнул, когда тот поднял свою лампу: «Арон!» — но сдержался. Спустя мгновение понял, что обознался. Конечно, не Арон Коэн встречал клиентов на пороге меняльной лавки, а некто очень похожий на старика гувернёра. «Не такой уж он старый, — сказал себе капитан, — это его коптилка виновата, лет тридцать ему прибавила. Но, думаю, если показать физиономию «Афине», та признает его Ароном на все сто процентов, без всякой скидки. А у Джокера и здесь есть особое имя — Гарик. В натуральную величину и без галстука на шее. Причём здесь галстук?»

— Болячку тебе на язык, — беззлобно буркнул Матвей.

— Гарик, мой мальчик, не напрасно ли у меня чесался нос? — пропел Алтын, поднявшись за короткую фразу на две октавы.

— Я тебе не мальчик. Ты один?

— Нет, — был ответ. — Нас двое: я и Бос.

Бугаев, ухмыльнувшись, указал куда-то лампой, Александр бессознательно проследил за его жестом, оглядел пятиугольный двор-колодец и тёмные окна галереи второго этажа. Затем рассеянный взгляд его наткнулся на гранёную колонну, торчавшую в дальнем углу, как уставленный в небо перст. На вершине колонны, значительно выше плоской крыши строения, тускло поблёскивала золотыми боками статуя животного, нёсшего на тяжёлой тупоносой голове полумесяц рогов. Их точёные острия царапали небо. «Бос — это бык, — сообразил Саша. — Понятно. Золотой бык. А я-то думал, он о начальнике. А он об идоле всего лишь. Как бишь там: не сотвори себе кумира? А этот вот сотворил. Боса».

— Очень хорошо, — удовлетворённо заметил сатир, названный Гариком, воровато оглянулся на спутника, разглядывавшего золотой символ, и продолжил вполголоса:

— Тогда можно о деле.

— Ты по делу, мой мальчик? Почему тогда?.. — Алтын указал глазами на широкую спину капитана, подошедшего к постаменту ближе, чтобы лучше рассмотреть символ богатства и независимости, вознесённый над крепостными кирпичными стенами.

— У него, — ответил полушёпотом Гарик.

— А почему же ты не?.. — осведомился, не повышая голоса, меняла. Лампу держал на отлёте, чтоб не мешала, присунулся так близко, будто собирался боднуть.

— Зачем? — сатир ухмыльнулся. — Телёнок дойный. Афине молится.

Алтын отступил на шаг, в глазах его сверкнули искорки понимания, а может быть, в них просто отразился мятущийся огонёк лампы.

— Саша! — позвал Гарик. — Хорош быку молиться, дело не ждёт.

Волков вернулся, отметив про себя: «Нехороший взгляд у хозяина заведения, оценивающий. С головы до пят меряет, как будто собирается в заклад принять».

— Я могу называть вас Александром? — почтительно поклонившись клиенту, спросил Алтын Бугаев, занавесив глаза веками.

— Можно просто Сашей.

— Так вот что я хотел вам сказать, Александр, — проговорил меняла, игнорируя разрешение фамильярничать с уважаемым клиентом, — умнее всего возносить молитвы тельцу в задней комнате моего банка. Или вы не знаете, как молятся Босу?

— In gold we trust, — глубокомысленно изрёк Волков, внимательно следя за выражением лица быколюбивого банкира. Хотелось одновременно не упускать из виду сатира, но реакция менялы казалась важнее.

— О-хо-хо! — расхохотался тот. Пламя затрепетало на фитиле лампы, Сашу обдало сладковатым запахом нефтяной копоти. Меняла оценил шутку по достоинству:

— О-о-о, молодой человек, вы знаете толк в забытых верованиях. Но! — Бугаев погрозил пальцем: — Не тому идолу поклоняетесь, иначе не вклеили бы от себя лишнюю букву.

— Теперь уже не разберёшь: я вклеил букву или кто-то её потерял, — парировал Волков, думая при этом: «С тобой всё понятно, ты знаешь о прошлом кое-что, а Матвей…»

— О чем вы, забери вас Момус?! — обозлился Матвей. — Бросьте ваши нечестивые штучки! По-русски говорить разучились, что ли? Не до шуток сейчас, неровён час дракон заявится.

— Он думает, это ему шутки! — пыхтел Алтын, кивая Волкову. — Но он таки прав, делу время, а смеяться нужно в последнюю очередь. Прошу.