КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ (СИ)

Купец и на это смолчал; неторопливо он слез со своих подушек и жестом пригласил нас с свой полотняный шатер.

Глянул он еще напоследок на Черного, болтающего босой ногой и вертящего головой, перевязанной черной тряпкой, во все стороны.

- Ваш молодой друг, – произнес он, – ослеп недавно? Он все еще оборачивает голову на звуки, словно может увидеть, что это там шумит.

- Да, недавно, – ответил Ур нетерпеливо; ему порядком надоело назойливое любопытство торговца. – Буквально позавчера.

В лавке было намного теплее, чем снаружи, и приплясывающий от холода разбойничек буквально запел, блаженно расправив на теплом войлоке озябшие пальцы ног.

Купец жестом указал на сундуки – мол, прошу! – и Ур бесцеремонно шагнул к импровизированному прилавку.

Надо отметить, купчина не врал. Он действительно торговал отменным товаром!

Как следует рассмотрев и взвесив мой перстень – и даже проверив камень, порезав стекло его гранями, – купчина выставил за него цену, и Ур (более осведомленный) с нею согласился. Поняв, что перстень ему все же останется, купчина стал невероятно любезен, начал кланяться и указал все самое лучшее, что у него было.

А смотреть есть на что, есть!

Местная мода диктовала свои законы; и одежда, что продавал купчина, несомненно, была привезена из Мирных Королевств и пошита в большинстве своем из кожи – наверное, только через плотные чешуйчатые наряды не проникал вездесущий колючий каменный песок.

Но что это была за кожа!

С тиснениями и узорами разных цветов, выполненными из переплетенных шнуров, с изящными рисунками, составленными из чешуй тех змей, толстошкурых рыб и ящериц, что пошли на их изготовление. Кожаные ремни были сплетены лучшими мастерами своего дела, и такого искусного и тонкого плетения, что я и принцем не постеснялся б надеть такой!

У меня глаза разбежались; никогда не подозревал в себе такую любовь к нарядам!

- А ну-ка, – я стал стаскивать шмотки незадачливого разбойника, – надевай обратно свои вещи! Я себе новые куплю!

Недолго думая, я выбрал нежно-кремовую кожу со светло-коричневыми дорожками крупноватых на общем фоне чешуек, сплетающихся витиеватой дорожкой на груди, похожих на кратеры на Торне; кажется, это была кожа пустынной ящерицы, твари жутко злющей и даже ядовитой. Её еще называли лунной ящерицей за то, что шкурка её при движении как бы отливала молочным цветом, так похожим на свет Торна. Люди ловили её, и из её прочной чешуйчатой спины делали крепкие нехитрые шкатулки для своих хозяйственных сокровищ.

Брюхо этих же ящериц, нежное, светлое, отливающее тем самым голубоватым перламутром, покрытое более мелкой и мягкой чешуей, продавали людям побогаче; охотники-щеголи шили себе из этих лунных шкурок сумки, круглые маленькие шапочки, прикрывающие только макушку, или же сапоги – но чтобы куртку! Это я видел впервые.

Сапоги я выбрал себе из той же ящерицы, только с той лишь разницей, что пошиты они были из грубой спины. Кожа, выделанная прекрасно, облегала меня, словно ткань, нет, лучше – как вторая кожа, и приятно скрипела, когда я двигался.

- Принцу идет, – отметил купчина с легким поклоном.

С сапогами Черному пришлось повозиться. Много раз я прикладывал подошву его сапога к подошве нового – и всякий раз новая обувь оказывалась меньше, чем надобно. Ур уже выбрал наряд себе, и Черному тоже – из кожи черного питона, толстого и старого, на чьей шкуре начали уже прорастать небольшие шипы, прижатые к телу, острые, как наконечники стрел и блестящие, как черные сапфиры. Очень красивая и изысканная вещь, надо отметить.

Но вот обувь!

Купчина внимательно смотрел на мои манипуляции с обувью, и на его толстых губах расплывалась усмешка.

- Ноги у твоего друга как лапы у породистого щенка, – сказал он. – Он еще будет расти!

- От этого мне не легче! – буркнул я, отвергая очередную пару. – Побольше есть?

Ур, перекинув через плечо выбранные вещи, штаны и плащ для Черного, самозабвенно копался в корзинах с едой, набивая наши мешки хлебом и вяленым мясом.

Глаза у торговца приобрели некий осмысленный взгляд; я бы сказал – он нечто задумал, и неясно лишь одно – хорошее или плохое.

- Осмелюсь предложить, – тихо и быстро произнес он, чтобы Ур не услышал, – если не боитесь. конечно…

- Боюсь?! Я ничего не боюсь!

Купчина на удивление подвижно и ловко проковылял к некоему сундуку. Один быстрый взгляд на Ура – и он откинул крышку, и торопливо извлек оттуда сравнительно небольшой сверток из старой, истрепанной ткани.

- Много лет назад, – произнес купчина, интимно понижая голос и поспешно разворачивая тряпку, – один странный путешественник постучал в мою дверь. Была грозовая ночь, ветер гнал целые тучи песка с камнями, способные насмерть заколотить и похоронить человека, сухие молнии били в Чашу…Я был молод и глуп; я не мог не впустить человека! А следовало бы его прогнать! Но он просил не дать ему погибнуть, и я отворил дверь.

Денег у него с собой не было; и рассчитался он со мной товаром – кое-какие безделушки я уже продал, конечно. Вещи были добротные, красивые. Я взял их; с той поры они лежат у меня, не нашлось на них покупателя. Так может, вам они сгодятся?

- А чего же я должен опасаться? – удивился я; торговец наклонился ко мне так близко, что я почувствовал вонь из его прокуренного рта, и жарко зашептал:

- Так я о Сером Демоне говорю! О демоне с бесцветными глазами, которые Торн просвечивает до самого дна, а если нет света Торна, они темны, как провал в земле! Говорят, он часто является в Чашу, и всегда странствует один, и никто не знает, куда он направляется! Только люди, с которыми он встречается, всегда погибают! Все! Я один уцелел – и то ценой проклятья! Я болен и отравлен, но все же жив! – тут я усмехнулся, подумав, что это очень удобно – свою слабость списать на сероглазого демона. – Эти вещи он мне оставил; смотри, как хороши они! Говорят, они приносят удачу, лихую удачу, – интимно и соблазнительно шипел он, и его лицо дрожало мелкой отвратительной дрожью.

- Мне совсем не интересно выслушивать твою исповедь, – я брезгливо отодвинул его локтем, опасаясь, как бы он не накапал мне слюнями зашиворот. – Если есть что показать – давай! Демонов я не боюсь; а скоро, думаю, и сам черт не будет знать, где мы.

Купчина молча повиновался.

В свертке оказалось совсем немного вещей; видимо, жадный хитрец все-таки сумел выгодно избавиться от большинства подарков демона, разрекламировав их как магические амулеты.

Только-то и было в узелке, что круглая шапочка из шкурки ящерицы, кажется, даже немного поношенная, черные тупоносые сапоги, блестящие колючками – вот странное совпадение! И размер подходит… – книга в добротном крепком переплете с окованными медью уголками да странная маска.

Ну, в общем-то, это была просто маска, из черного бархата, порядком запыленного, но когда я её встряхнул, она засверкала мелкими камельками черных камешков, украшающих её; а на месте глаз были искусно вставлены разноцветные камешки.

Сердце мое замерло. Что это?! Для чего была сделана эта маска?! Для кого?! Для слепца – и нашли её мы, именно в от момент, когда она нам явно пригодится?!

- Зачем она? – произнес я, вертя её в руках и так, и сяк. Купчина лишь пожал плечами.

- Она красивая, – ответил он, – и только потому я взял её, хотя нужно было бы прежде подумать о том, что навряд ли найду я богатого слепца, который захотел бы носить её. Да и к чему слепцам красота? Они все равно не в состоянии оценить её.

- Возможно, она сгодится моему другу, – медленно произнес я; голов моя шла кругом – а все оттого, что в свете лампы, которую купчина услужливо удерживал над моей головой, я как следует рассмотрел и книгу, положенную когда-то давно в сундук скупца, и с тех пор дожидающуюся меня…

Бумага в этом мире дорога, да и умельцев писать и читать немного сыщется…

На тисненой коже переплета я рассмотрел картинки, красивые, искусно выполненные картинки. Мастер, что хотел увеличит стоимость книги, украсил ими весь переплет; так часто делают, изображая бытие какого-нибудь местного героя или святого.