Сироты небесные

азал Усида. — В конце концов, мы думаем об одном и том же.
19 января 2015 года. Москва, посольство Свободных. Утро

Римма печатала со скоростью двести ударов в минуту, и от этой бесконечной пулемётной очереди Геловани уплывал куда-то вверх и вбок, и приходилось выдёргивать себя обратно почти физическим усилием занемевшего мозга. Иногда в монотонный треск вплетались дребезжание и скрежет — машинка была старая, раздолбанная в хлам «Башкирия» с огромной кареткой, похожая на комбайн или сенокосилку; она и новая-то не отличалась бесшумностью…

Никита, стараясь занимать как можно меньше места варил какой-то особенный кофе из своих старых запасов. Кофе выращивали и обрабатывали на добром десятке планет, и среди Свободных он был весьма ходовым товаром. Господин посол уже сгонял свою страхолюдную девочку (имя которой Геловани начисто забыл, а переспросить стеснялся) в круглосуточный магазин за густыми сливками, потому что иначе пить этот жидкий динамит опасно.

Запах был… да. Очень бодрящий.

Пожалуй, Геловани клюнул-таки носом, потому что пропустил торжественный момент: Римма вытянула из каретки последнюю закладку. Он среагировал только на стон:

— Бли-и-ин…

Она пыталась помассировать виски опухшими пальцами. Геловани подошёл, встал сзади. Сначала забрал боль из головы, сбросил на пол. Можно было не опасаться, что попадёт в кого-то постороннего: первый этаж. Потом — из шеи и плеч. С одного раза не получилось, а главное — из-за усталости никак не мог сосредоточиться. Не спать семьдесят часов — это многовато…

— Спасибо, родной, — Римма встала, с хрустом потянулась. — Ты опять меня спас.

— Давайте по чашечке, и полетели, — сказал Никита. — Ласточка, ты пока разложи экземпляры… — И Геловани наконец вспомнил: девочку звали Крейзи-Бёрд, так и в паспорте было записано: Оцуп Крейзи-Бёрд Станиславовна, и она очень этим гордилась,

Лицо у Риммы было усталым, осунувшимся и даже старым — этакий проступивший намёк на её календарный возраст. Календарь, разумеется, врал: Римме было немного за тридцать, причем это не видимость, достижимая посредством гимнастик, пластических операций и косметики, а — истинный биологический возраст организма. Кокон не мог возвратить молодость, но он не позволял организму стариться. Вместо этого он старился сам и в какой-то момент — через сто, сто пятьдесят, а когда и больше лет — просто исчезал. Шарик лопался в пустоте…

Так умирали все Свободные. За исключением тех, кто оказывался на планетах. Их участь была страшной. Старость приходила за несколько дней.

Поэтому Свободные как могли избегали планет.

— Надо будет смыться наверх, — сказал Геловани. — Если получится. Хотя бы на несколько дней.

— Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы на дно… — хрипло пропел Никита. — Ихтиандры боговы. Как напиток?

— От этих жирных сливок меня, пронесёт, — сказала Римма. — Надеюсь, в Кремле есть приличные туалеты?

— Мы не в Кремль. Он на даче, — сказал Никита.

— Тогда проще, — Римма села в уголке кухонного диванчика, не выпуская