За право летать

чушь, но дат не называл. Было видно, что противники схватились на зыбковатом правовом поле — для которого ещё не прописаны все правила игры, а прецедентов катастрофически не хватает. Пожалуй, здесь решающим фактором было эластичное упрямство, умение заморочить противнику голову и вывести его из себя — а этими качествами Мартын обладал как никто другой.

— Котов вы как подманиваете? Просто на кыс-кыс или на колбасу? — вдруг вроде бы ни с того ни с сего спросил он, и это решило исход схватки: серый вскипел и выскочил из кабинета. — Учись, — спокойно повернулся Мартын к Адаму, — В следующий раз — будешь сам.

— До следующего раза они могут не дотянуть, — сказал Адам и протянул шефу расшифрованную депешу принца.

Мартын прочел, потер горбинку носа, сложил бумажку ввосьмеро и сунул в карман.

— Какой-то очень уловистый нынче месяц, ты не находишь? — спросил он. — К чему бы это?

— Мой друг Абалмасов утверждает, что к потопу, — сказал Адам. — Он строит ковчег.

— К потопу… к потопу… Механизма не вижу. Нет, что-то другое… — И Мартын, оставив Адама в полном недоумении, испарился.

А Адам, вспомнив депешу, теперь лихорадочно-спокойно пытался выстроить линию поведения так, чтобы этот новый действующий — по-настоящему действующий! — фактор обратить на пользу себе, а не оказаться у него на пути. Похоже, эти когтистые ребята готовы на все…

Глава девятая.

КОГО ТОЛЬКО НЕ ВСТРЕТИШЬ В ПОДПОЛЬЕ…
Все ещё 22 августа 2014-го

…В парадной резко пахло растворителем, стружкой и бетонной пылью. Новенькая дверь легонько чвакала непросохшей в петлях краской. Адам медленно поднялся по лестнице, касаясь ещё необтертого бруса перил (бук или красное дерево? — он присмотрелся, но в полумраке не смог определить), положенного на щербатую чугунную решетку. Тщательно, впрочем, выкрашенную. Чувствовался знакомый армейский стиль: быстро сделать то, что можно сделать быстро, а остальное закрасить.

Квартирной двери турборемонт не коснулся. Адам вдавил кнопку звонка. Сколько лет он тут не был?..

— Входите, не заперто, — раздалось откуда-то из глубины.

— Людмила Михайловна? — Он осторожно вошел в темные и душноватые недра квартиры. Пахло чем-то сладким и дымным — будто подгорел сахар. — Это Адам Липовецкий, вы меня ещё помните?

— Умерла Люда, — сказал из темноты старушечий голос. — Как про Саньку узнала, так в тот час и померла. Вчера схоронили.

— Калерия Юрьевна?!

— Я, Адичка, я. Дочку вот схоронила. Теперь правнука хоронить готовлюсь. Ты уж не обижайся, что не прибрано тут…

В костяном голосе не было слышно слез.

— Так вы ещё не знаете?! — Он рванулся на голос, упал на колени, нашел в темноте и сжал тонкие сухие запястья. — Вам ещё не сказали?! Жив Санька и жить будет! Я только что от него! Врачи глазам не верят — живой! Уже и лопает нормально, вы ему каких-нибудь пирожков заверните, а то — госпитальная еда…

— Свет включи, — сказала Калерия. — Вон, в холодильнике — капли. Накапай… да нет, давай так… и залить…

В дверь позвонили.

— Открыто! —