Пустой мир. Кровь и честь

– И все же, это не отменяет обвинение Тристанского барона в том, что он нарушил закон пятисот часов, – сказал Глава Стражи, выступая вперед и поднимая правую руку, чтобы успокоить начинающийся спор, где явно побеждали сторонники графа Фларского. Их слова звучали гораздо увереннее, чем обвиняющих, не имевших других доказательств, кроме нескольких предоставленных фрагментов брони и снаряжения. Выступив вперед, он повернулся к самому барону, – скажите, вам есть, что ответить на данное обвинение, признаете ли вы свою вину в предъявленных вам деяниях или же отказываетесь от нее?

Эдвард только успел подняться, судорожно представляя, что именно сейчас необходимо сказать, разрываясь между чувством долга и ответственности за то, что сам совершил. С другой стороны точно так же тянуло данное слово Дэлаю и Рокфору, что не станет признавать свою вину, переложив ответственность на плечи барона Карийского, сохранив свое положение в Рейнсвальдской политике. И все же, прежде чем он успел сказать хотя бы одно слово, едва справляясь с моментально пересохшим горлом, как сам Рокфор поднялся, привлекая всеобщее внимание.

– В содеянном нет вины барона Тристанского, – сказал Карийский барон твердым голосом, как и было оговорено, – он не знал о том, какие приказы были отданы его войскам и куда направлялись, занятый в своем феоде. Данный приказ был отдан от моего имени союзной группировке войск, стоявшей в Аверии. Как один из сооснователей проекта «Сакрал», я имею право командующего вооруженными силами колонии, – он вышел вперед, вставая прямо напротив молодого гористарского барона, даже сделавшего шаг назад, – Респир был герцогом Росса, и потому там я надеялся найти ответы на тот вопрос, что мучал меня уже долгое время. А именно, куда же сбежал протеже старого гористарского барона, отобравший у меня самое ценное, что было в моей жизни. Респир забрал у меня мою дочь, и не смейте говорить мне, что у меня нет права мстить за ее смерть! Я признаю, что совершил нападение на Росс, но не признаю своей вины в этом! И обвиняю Гористарское графство в гибели своей дочери! И если не будет королевского правосудия, то я сам стану этим правосудием, клянусь короной и Небом! – Эдвард сразу понял, что Рокфор вышел за пределы отведенной ему роли, говоря уже от чистого сердца. Слезы выступили на глазах барона, а сам он вцепился в рукоятку церемониальной шпаги, едва удерживаясь от того, чтобы не воткнуть ее в грудь стоявшего напротив человека. Это понял и Глава Стражи, видимо, прочитав мысли барона в его глазах, встав ближе к ним, чтобы успеть отреагировать, если ситуация начнет выходить из-под контроля.

– Барон Карийский, вы действительно принимаете на себя ответственность за нападение на Росс? – спросил он твердым голосом, пытаясь отвлечь его от молодого гористарского графа, просверливаемого взглядом Рокфора с таким зарядом ненависти, какой чувствовал почти каждый из находившихся в зале.

– Я готов подписаться под каждым произнесенным сейчас словом, если в этом будет необходимость! – уверенно сказал Рокфор, поворачиваясь к нему, – Гористары ответят за убийство моей дочери, и мне не важно, каким путем мне придется призвать их к ответственности, законным или нет!

Эдвард тяжело вздохнул, вцепившись пальцами в край стола так, что суставы побелели. Не так все должно было происходить, совсем не так, но он запустил процесс, который уже не остановить, оставалось только надеяться, что еще сможет выправить ситуацию.

– К демону Гористаров! – неожиданный голос со стороны рядов малых феодалов поддержал слова Рокфора, – они уже давно нарушили все мыслимые и немыслимые законы Рейнсвальда, но мы все равно терпели это все, но расстрел свадьбы это уже слишком! Я был на помолвке Тристанского барона, и видел, как счастливы были молодые, сам отец и знаю, каково это, терять родных детей. Барон! Мое сердце и мой меч с вами!

– Это война! – воскликнул граф Розмийский, поднимаясь со своего места, – вы понимаете, что вы сейчас говорите? Это объявление войны!

– Значит, война! – рявкнул Рокфор, снимая свою перчатку и кидая ее в молодого Гористара, – я больше не желаю ждать, когда же все-таки король соизволит призвать этих выродков к ответственности. Слова сказаны, пусть теперь говорят пушки!

– Сейчас выборы короля! – даже Глава Стражи сделал шаг назад, пораженный той ненавистью, что чувствовалась в словах Рокфора, – вы не можете прервать выборы военными действиями, оставив престол пустовать… – он хотел что-то еще добавить, растерявшись от того, что столь древние обычаи нарушаются прямо на его глазах, но Рокфор перебил его.

– Скажите это моей дочери, какую я хоронил вот этими самыми руками, – он показал ладони стражнику, – и скажите это ее убийце, что прятали Гористары до тех пор, пока он сам не соизволил бежать. У меня уже больше не осталось слов! – поворот событий оказался настолько крутым, что феодалы в зале даже притихли, осознавая происходящее. Впервые в истории Рейнсвальда война была объявлена в зале Совета, но даже не за королевский престол, подобные распри случались и прежде, а по праву мести одним феодалом другому.

Развернувшись, так, что приподнялись полы его камзола, Рокфор гордо зашагал прочь из зала, и никто не рискнул остановить его, задержать или хоть как бы воспрепятствовать его уходу, никто даже не пытался сказать хоть что-то, чтобы попытаться облагоразумить барона, представителя одного из древнейших и благороднейших родов в истории Рейнсвальда. И только уже перед выходом из зала Рокфор обернулся, поскольку эмоции, забитые глубоко в душу, но прорвавшиеся все разом, прямо здесь и сейчас, все еще кипели внутри него.

– У нас всех была мечта, как и у наших предков, – сказал он так, чтобы все его слышали, – создать величайшее королевство в истории Рейнсвальда, справедливое и мудрое, где честь стала бы мерилом, а людей бы судили по их деяниям, а не по богатству и золоту. Эта мечта умерла, когда такие люди, как Гористары, пришли к власти, и я не больше не собираюсь участвовать больше в этом цирке…

– Вы предаете Рейнсвальд и короля! – воскликнул граф Розмийский, – вы отрекаетесь от всего, что свято нам в этом мире! Если вы покинете пределы этого зала, то станете предателем, против которого объединяться все! – он ткнул пальцем в сторону барона, стоявшего у дверей, перед которым даже Стражи Трона расступились, пропуская его.

Эдвард тоже поднялся со своего места, когда все взгляды были обращены на Рокфора, первым это заметил граф Фларский и, прежде чем кто-либо еще успел отреагировать на тристанского барона, успел подойти к нему и схватить за локоть.

– Эдвард, что вы, черт вас раздери, задумали? – прошипел он, – теперь еще из-за эмоций Рокфора мы проблем не оберемся, но только вот не надо еще добавлять к этому собственных страданий!

– Граф, – покачал головой Эдвард, – Война началась… И на месте Рокфора должен быть я, но из-за ваших уговоров вынужден стоять в стороне. И теперь не пытаетесь меня заставить еще его и предать, – прошипел он тише, – это и моя война. А вы решайте, что вам важнее, трон Рейнсвальда или мнение ваших конкурентов.

– И вы тоже? – удивился граф Розмийский, увидев поднимающегося Тристанского барона, – еще один предатель!

– Я никогда не предавал Рейнсвальд, – ответил ему Эдвард, – но порой приходится обнажить оружие, чтобы очистить этот остров от той грязи, что на нем собралась. И вас, граф, это тоже касается!

– К черту вас всех! – к ним подошел Райсор, – никто не смеет мне говорить, что когда-либо я нарушал данное слово или клятву, но сейчас, выбирая между тем долгом, что обязан нести по закону, и тем, что мне диктует моя честь, я выбираю честь!

Если все продолжится в таком же ключе, то Рейнсвальду грозит быть расколотым на противоборствующие части, поскольку слишком многие уже начали подниматься со своих мест, в знак согласия с только что восставшими. Череда бесконечных политических интриг, постоянных споров, мелких локальных конфликтов, в которых феодалы, решающие свои внутренние вопросы, стали обычным делом на территории королевства, но это вовсе не означало, что все согласны с таким положением дел. Кроме того, восстание вполне могло дать возможность изменить политическую карту всего Рейнсвальда, скинув старых соперников или же забрав те территории, на какие уже давно претендовали.