Золотой империал

чными придирками, поучениями и наставлениями. Хотелось надеяться, что настырный капитан вообще навсегда уйдет из его жизни, прекратив отравлять существование и перекрывать дорогу к вершинам карьеры.

«Лейтенант, вы что, зарубежных фильмов ужасов насмотрелись? — вспомнилась нотация Александрова, когда он ногой подкатил к месту отчленения голову убиенного Серепана. — У вас есть хотя бы капля совести, уважения к смерти, наконец?»

А что, в руках он должен был эту мерзость тащить? Нашел дурака! И вот так всегда...

Отправив сержанта в «уазик», лейтенант Лукиченко задержался на мгновение на невысоком крылечке, натягивая тесные перчатки и с наслаждением вдыхая чистый морозный воздух.

Восходящее солнце освещало малую часть двора, оставляя остальное в густой тени, похожей по цвету на разлитые чернила. Вот из этой-то тени и вышел невзрачный человечишка.

— Эй, начальник, закурить не найдется?

То ли утро было таким прекрасным, то ли настроение Лукиченко, перед которым наконец открылись ворота в неведомые дали, заставляло его полюбить чуть ли не каждого встречного, но Виталий, благодушно улыбнувшись, вынул из кармана куртки початую пачку «Шипки», протягивая ее незнакомому прохожему. Скрюченными от холода пальцами незнакомец выудил из пачки сразу две сигареты, отправив одну по зэковской привычке за ухо, и потянулся к лейтенанту за огоньком. Быть щедрым — так до конца: милиционер щелкнул зажигалкой, протягивая недрогнувший в полном безветрии утра бледный огонек мужику, однако блестящий кружочек, вертящийся как живой в заскорузлых пальцах, заставил ошеломленно пальцы разжать.
* * *

Голуби, скоты, видимо, облюбовали этот чердак под место своих международных конгрессов!

Николай, чертыхаясь, едва-едва оттер запачканную в голубином помете полу пальто, как заметил белое пятно уже на брючине. Едкая же, зараза, вещь этот голубиный помет! Наверняка отстирать до конца пятно не удастся — уже пошли разные там химические реакции, напрочь уничтожающие окраску ткани.

Интересно, а как он со стороны смотрится в своем костюме, отмеченном коварными птицами, воспринявшими визит в их убежище в качестве посягательства на личные и заодно уж на общественные права? Вероятно, не самым презентабельным образом, увы...

План, казавшийся после стакана коньяка таким стройным и логичным, в процессе исполнения подвергся немалым корректировкам, вынужденно производимым на ходу.

Во-первых, выбраться из подъезда обычным путем, то есть как и все нормальные люди, через дверь, оказалось делом совершенно нереальным: еще с площадки своего третьего этажа через отродясь не мытое окно, призванное освещать в дневные часы лестницу, Александров безошибочно узнал «тачку», использующуюся в служебных целях для наружного наблюдения. Грязно-белая «четверка» с тонированными стеклами приткнулась у выезда на противоположной стороне двора. Дескать, стою тут, никого не трогаю, сама себе нравлюсь — проходите мимо, дорогие граждане!

Чтобы не мозолить глаза родным сослуживцам — а капитан