Ульфила

огромных каменных цистернах.

На улицах говорили на испорченном каппадокийском греческом, на обкромсанной солдатской латыни, на смеси варварских наречий. Но все хорошо понимали друг друга. Ибо и римляне, и выходцы из различных Дунайских областей, и потомки мезов и греческих колонистов — все они сходились в ту весну 377 года на одном: не нужно нам тут никаких везеготов. От них дерьмом пахнет, они грубы, обычаев наших не уважают, а смеются так громко, что девственницы лишаются девственности от одной только силы звука. В общем, говно, а не люди и нечего им у нас в городе делать. Поругивали правительство в кабаках и на собраниях купеческой гильдии: что за безумная затея полчища варваров на земли наши пускать.

Комит Максим для успокоения граждан свои меры принял. Вези были остановлены в нескольких верстах от городских стен и ходить дальше им было не велено. В самом городе и на подходах к нему были усилены караулы. Под предлогом готской опасности всех входящих в город осматривали чрезвычайно строго: таможня перешла как бы на военное положение и требовала себе на лапу более обычного. Кто казался побогаче, того чуть не обыскивали, вынуждая откупаться от бдительности охранителей порядка.

Тем временем Фритигерн осаждал комита Лупицина просьбами открыть для его соплеменников доступ в город. Комит отбояривался, как умел, — а он умел.

Вооруженные караулы? Да, действительно, был отдан такой приказ. Это распорядился комит Максим, которому вверены заботы о безопасности граждан. Он совершенно прав, комит Максим. В первую очередь он обязан следить за тем, чтобы не вспыхнули беспорядки.

— Какие могут случиться беспорядки, если в город придут несколько вези, чтобы купить хлеба? — спросил Фритигерн. В изнурительных беседах с Лупицином князь был исключительно терпелив и сдержан и мог подолгу повторять один и тот же вопрос, так что Лупицину приходилось туго. Напрягал все силы, чтобы только вывернуться и избежать прямого ответа.

— Ну… Горожане могут предположить начало варварского нашествия. Возникнет паника…

— Но ведь они, конечно же, оповещены вами, что мы добровольно подчинились римской верховной власти? — Фритигерн смотрел на Лупицина совершенно невозмутимо, так что обвинение во лжи как будто и не прозвучало вовсе.

— Разумеется, магистраты знают, что вези — мирные люди и союзники Рима. Но ведь ни на одном из твоих не написано «Фритигерн». — Лупицин постучал себя пальцем по широкому лбу, показывая, где именно должно быть написано. — Они могут обеспокоиться при одном только виде варвара. — Пожал плечами. — Провинция глухая, люди невежественные…

И, желая побыстрее отделаться от настойчивого собеседника, скомкал разговор. Пригласил Фритигерна с родичем его на дружескую пирушку. У вас, вези, кажется, принято все важные дела решать на пирах? Вот и попируем, как вожди…
* * *

У простых людей свои заботы, у князей — свои.

Перед тем, как к Лупицину на пир отправиться, остановил Фритигерн дружинника и велел принести весь тот хлеб, что у того еще