Молот Ведьм

Я был уверен, что каноник достаточно осторожен, чтобы не брать с собой охранников, но уж если, то оставит их у садовой калитки. С другой стороны, он всё-таки мог приказать кому-то проверить, действительно ли девушка ждёт и не приготовлено ли какой-нибудь неожиданности.

Сильвия появилась перед самым заходом солнца и присела на лавочке в беседке. Я перед этим строго приказал, чтобы она не оглядывалась и не искала нас взглядом, так как я не был уверен, а не пошлёт ли каноник кого-нибудь за ней. Наконец солнце спряталось за огромной башней колокольни, а я сумерках увидел какую-то фигуру. Но это был не каноник. Хитрый священнишка послал одного из своих подчинённых, чтобы изучил обстановку. Мужчина издали бросил взгляд вглубь беседки, осмотрелся небрежно и явно довольный собой вернулся к калитке.

— Выпорол бы его до костей за такую разведку, — прошептал мне прямо в ухо Смертух, а я скривился, ибо из его пасти до меня донеслась характерная вонь гниющих остатков.

— Близнец, прокрадись задами и сними его, если он ждёт у ворот, — приказал я Второму.

Второй недовольно скривился, так как ему не понравилась перспектива ползти через заросли, но послушно выполнил мой приказ.

Ну и наконец появился сам каноник. Одетый в обычный плащ с кроличьим воротником и в шляпе, натянутой на самые уши. Приблизился к беседке.

— Ты тут, голубка, — заворковал он наверняка в его представлении обольстительным тоном. — Иди же скорее, ибо хочу увидеть, что за деликатесы ты прячешь для своего козлика.

— Козлика? — буркнул Смертух с омерзением.

Из беседки доносились отголоски возни и разрываемой ткани.

— Да, душенька, сопротивляйся, сопротивляйся, — тяжело дыша сказал уважаемый священник.

— Ну, хватит, — сказал я, вылезая из кустов.

Я бросил взгляд вглубь беседки и увидел, что почтенный каноник уже придавил Сильвию телом, осыпая поцелуями её щёки, а левой рукой стараясь содрать с неё юбку. У девушки было перекошенное от отвращения лицо и перепуганные глаза. Я понимал, что она сейчас наверняка думает, а не одурачена ли она и не наблюдаем ли мы всю сцену откуда-нибудь из укрытия, считая всё прекрасной шуткой. Я дал Смертуху знак, чтобы вошёл первым. Когда он появился на пороге, лицо Сильвии просияло в настолько счастливой улыбке, что Смертух аж остолбенел. Очевидно он не привык, чтобы его внезапное появление встречалось с безудержной радостью. Особенно прекрасным полом. Однако Смертух быстро пришёл в себя, сделал два широких шага и ударил каноника кулаком по затылку. После чего внутрь вошли и мы. Тинтарелло лежал на земле без сознания, а его глаза закатились внутрь черепа. Я осветил лампадой его лицо.

— Боже, спасибо вам, спасибо вам, — шептала Сильвия, трясясь всем телом, а Смертух сорвал плащ с каноника и закутал её. Я поднял брови, но ничего не сказал.

— Ты его не слишком стукнул? — спросил я чуть погодя.

— Мордимер, — Смертух чуть ли не обиделся. — Только тронул.

Я присел на корточки, взял своей рукой руку каноника и проверил у него пульс.

— На твоё счастье, — ответил я. — Ну хорошо, в куль его и идём.

В дверцах беседки появился Второй. У него было страшно довольная рожа.

— Чисто по горлышку, — объявил он. — Даже, как бы, не пикнул. А труп — в кусты.

— Ну и хорошо, — подытожил я.

— А она? — рявкнул Первый, указав на Сильвию движением подбородка.

Девушка сидела на лавочке и смотрела на нас погасшим взглядом.

— Так, значит, — сказала она. — За всё надо платить, да?

— Сделаю это быстро, — буркнул Смертух. — Даже не почувствуешь.

Я посмотрел на него удивлённо, ибо редко случалось, чтобы он почувствовал к кому-то такую горячую симпатию, чтоб пожелал избавить его от страха или боли.

— Никому ничего не скажу, — пообещала она без убеждения, а я улыбнулся.

— Сказала бы, — произнёс я. — Поверь мне. Всё, о чём бы тебя спрашивали, и много чего, о чём бы тебя даже не спрашивали.

— Наверняка ты прав. — Я едва слышал её голос.

— Но я обещал тебе месть, Сильвия, а сейчас ты держишь в руке лишь обещание. Между тем, я всегда соблюдаю договор. Что бы это была за месть, если бы ты не увидела, как его милость каноник горит на костре, да?

Она подняла голову.

— Тебя проведут в резиденцию Инквизиции. Мы уволили старую кухарку, поэтому ты займёшь её место. Никому не откроешь своего настоящего имени, впрочем, никто тебя о нём не будет спрашивать. Ты также не покинешь зданмя без разрешения и без сопровождения человеком, которого я назначу лично. А если мы тебя поймаем на подобной попытке, умрёшь. Поняла?

Он кивнула, а в её глазах я видел благодарность и собачью преданность.

— Ох, Мордимер, — театрально вздохнул Второй. — И его, как бы, милосердное сердечко. Камень на шею девке и в канал, ибо нас выдаст!

— Камень на шею, я сейчас тебе могу… — Смертух повернулся к Второму и на месте близнеца, видя выражение его лица, два раза бы подумал над продолжением дискуссии на тему убийства Сильвии.

— Смеешь подвергать сомнению мои приказы? — я холодно спросил Второго. Он бросил на меня быстрый взгляд и как бы стал меньше себя.

— Нет, нет, — он быстро запротестовал, — Я только шутил. Надеюсь, никого, как бы, не обидел…

— Пока что нет, — сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Ну ладно. — Я бросил взгляд на лежащего каноника. — Грузите эту падаль и валим.

***

Стражник, несущий факел, шёл в нескольких шагах передо мной, но каноник Тинтарелло заметил меня очень рано. Я видел, что он стоит с лицом, прижатым к решётке, а когда узнал меня, то начал выть. Не кричать, вопить или скулить. Просто выть безумным, волчьим воем.

— Чего, колдун, сука, — рявкнул стражник и прошёлся дубинкой по прутьях. Тинтарелло оборвал вытьё в ползвука. — Посмотрите на него, стоит крест увидеть и уже воет…

Я усмехнулся, зная, что эта потешная история наверняка скоро выйдет за ворота тюрьмы и будет сто и тысячу раз повторена на виттингенских улицах. Каноник Тинтарелло выглядел немного забавно, а немного пугающе в своей одежде. Костюм, сшитый из козлиной шкуры (Второй очень ответственно отнёсся к работе), придавал ему не столько вид исключительно мерзкого козла, сколько какой-то гнусной помеси, возникшей в результате содомитских ритуалов. Жаль только, что слёзы, пот и кровь смыли уже рисунки, которые Первый с такой забоьой нарисовал у него на лице.

— Приветствую, — сказал я, приближаясь к решётке, и едва успел отскочить, поскольку каноник попытался меня оплевать. Он стоял, прижавшись лицом к решётке, а пальцами вцепился в железные прутья. Плакал от бессильной злобы.

— Прихожу к вам как друг, — начал я мягким тоном, и мне снова пришлось уклониться от плевка. — Но вижу, вы не желаете душевного утешения. Что ж, — обратился я к стражнику, — отведите узника в допросную комнату. Начнём сразу. Ах, только сначала разденьте его, ибо не в этой же козлиной одежде…

Я развернулся и покинул подземелье, переходя в зал, в котором мы должны были допрашивать каноника. Всё уже было правильно приготовлено, а у стола сидели Андреас Кеппель, Йохан Венцель и Генрих Вангард, что должен был исполнять роль протоколиста. Палач проверял верёвку для подвешивания, прицепленную к крюку под потолком, а его помощник нагревал на жаровне прутья и щипцы. Каноника пришлось вводить двум стражникам, ибо несмотря на хилый вид, он кидался как проклятый, орал, плевался и пытался кусаться. Что ж, это было трудно назвать достойным поведением. Однако палач тотчас очень профессионально перевязал ему запястья верёвкой и подтянул его воротом. Каноник задохнулся и умолк. Стоял теперь, натянутый как струна, лишь на кончиках пальцев, а его связанные за спиной руки были подняты почти до уровня плеч. Пока это было только очень неудобное положение, но не причиняющее боли. Я посмотрел наверх, на балкон, где, опершись на балюстраду, стояли две фигуры. Одной из них был Смертух, лицо второй было скрыто под глубоким капюшоном. Я не видел этого лица, так как не мог его рассмотреть в слабом свете. Но я был уверен, что оно наблюдает за всем в радостном напряжении, а языческая сентенция, гласящая, что «месть есть наслаждение богов», подходит к нему точь-в-точь.