Молот Ведьм

— Согласно воле вашей светлости, — пробормотал он испугано и склонился в глубоком поклоне.

***

Она сидела на кровати и плакала. Я видел, что разложила перед собой какие-то платья, платки, шали, ларчик со скромными украшениями. Вероятно эти вещи принадлежали её сестре, которую девушка теперь вспоминала и оплакивала.

Я встал за её спиной и коснулся плеча. Она хотела крикнуть, но я закрыл ей рот рукой.

— Тииихо, — сказал я ласковым тоном. — Я не хочу причинить тебе никакого вреда. Хочу только поговорить. Ты не будешь кричать, так?

Немного подумав, она потрясла головой, может ободрённая моим спокойным голосом, а может зная, что у неё нет другого выхода. Я отпустил её и сел на табурет, стоящий на пару шагов дальше, у стены.

— Инквизитор, — сказала она, глядя на меня с ненавистью во взгляде.

Вытерла слёзы со щёк.

— Меня тоже хотите убить? — Спросила она, откинув голову назад, будто думала, что я сейчас же перережу ножом её открытую шею. — Мало вам крови?

— Ты слышала, что происходит в Виттингене, Сильвия? О том, что я приказал отпустить большинство узников из темницы ратуши? Что никого уже не допрашивают?

— Моей сестре ты не помог!

— Послушай, что скажу. Можешь мне верить или нет, но я не виновен в смерти Эммы. — я поднял руку, ибо она хотела перебить меня. — Когда я приехал в Виттинген, её уже допрашивали. И когда я принял власть над расследованиями, не жила. Мне жаль.

— Вам жаль, — мрачно рассмеялась она. — Зачем вы пришли?

— Дать тебе кое-что…

— Ничего от вас не хочу!

— Ох, это захочешь несомненно. Дам тебе месть, Сильвия. Уничтожу человека, который обидел твою сестру. Который приказал насиловать её и пытать. Который жёг её тело открытым огнём и раздирал её клещами. Который насмехался над её муками. Но ты должна мне помочь богоугодном деле.

Она долго смотрела на меня глазами, полными слёз, и на её лице боролись страх с надеждой и неверием.

— Вы обманываете меня, — прошептала она. — Скажите, чего вы хотите на самом деле?

— Хочу каноника Тинтарелло, — сказал я, склонившись. — А ты мне его дашь.

— Как? — отозвалась она чуть погодя.

Я встал и потёр руки, ибо в комнате было холодно, а в остывшем очаге были разбросаны лишь холодные, почти полностью выгоревшие угли.

— Послезавтра к тебе придёт мой человек. Узнаешь его сразу, ибо у него безобразный шрам на лице. Но не пугайся, потому что он явиться, чтобы помочь тебе. Он проведёт тебя к палаткам на ярмарке, возле которых каноник появляется каждый день около полудня. И тогда твоим заданием будет только…

— … убить его, — прошептала она.

— Дитя моё… — Я снисходительно улыбнулся. — Убить его, я и сам могу. Не в этом будет твоё задание. Просто налети на него, как бы в спешке или от невнимательности, улыбнись и мило попроси прощения. И дай событиям идти своим ходом.

— Не понимаю.

— Насколько я знаю каноника, он пошлёт кого-нибудь за тобой и предложит тебе встретиться. А ты любезно примешь предложение. Договоришься с ним на этот же день после захода солнца, в саду при храме Меча Христова. А точнее в розовой беседке.

— Хорошо, — сказала она после долгого молчания. — Сделаю, как вы желаете. Но ответьте мне на один вопрос…

Я кивнул головой.

— Что вы с ним сделаете?

— Устрою так, что он пожалеет о каждой минуте того малого времени, что ему останется, — ответил я и улыбнулся ей.

И похоже именно эта улыбка убедила её, что я говорю правду.

— Она была такой милой, — сказала она, глядя куда-то над моей головой. — Почему это должно было с ней случиться?

— Если, как говоришь, была хорошей женщиной, то её судьба лучше нашей, — сказал я. — Ибо мы должны страдать в этой несчастливой юдоли печали, а она уже радуется у небесного престола Господа и поёт «Осанну» вместе с Ангелами.

Теперь она посмотрела на меня. Пустыми глазами, без выражения.

— Вы на самом деле в это верите?

— А чего стоит жизнь без веры? — ответил я и попрощался с ней кивком. Когда я уже покидал этот печальный дом, задумался над вопросом Сильвии. Верил ли я, что её сестра была спасена, а небесные радости скрашивают воспоминания о бренной боли? Не знаю. Но я знал одно. Каноник Тинтарелло уже скоро переживёт ад на земле. А его загробная жизнь меня совсем не интересовала, хотя я питал несмелую надежду, что когда придёт моё время, не окажусь в том же самом месте, что и он.

***

Я раздал парням задания, так как сам был зверски занят чтением протоколов допросов и нахождением хотя бы частью правдоподобных причин для освобождения большинства обвиняемых. Близнецам, обладающим некоторым художественным воображением, я поставил задачу приготовить и украсить одну комнату. Дополнительно Второй получил портновское задание, так как я знал, что он управляется с иглой, ниткой и ножницами так же умело, как и с арбалетом. Правда он не был в восторге, но что поделаешь… его дело выполнять приказы, а не капризничать. Смертух же получил поручение по сбору на кладбище набора костей. А так как речь шла о костях особого рода, то он был в бешенстве, так как ему придётся немало поискать.

В конце концов наступил день, когда всё должно было свершиться. События пошли своим чередом. Сильвия встретила каноника, каноник проглотил наживку, предложил ей встретиться и согласился прибыть в назначенное время в назначенное место. Что ж, я мог себя поздравить, что правильно прочитал чувства Тинтарелло. Глядя на допрос Эммы, я был свято уверен, что девушка возбуждает в нём не подобающее священнику вожделение. Её хрупкость, невинность, взгляд, нежные черты лица. Но вместо овладения ею, чего конечно не мог совершить, не рискуя скомпрометировать себя, он приказал её мучить. А потом смотрел, как её насиловали, теша свои отвратительные инстинкты и чёрные фантазии.

А как я заметил, Сильвия чуть ли не поразительно походила на сестру, и я был уверен, что каноника захватит мысль удовлетворить с ней свою похоть. А ещё его возбудит факт овладения женщиной, чью сестру он замучил. Я знал таких, как он, и презирал их от всего сердца. В сад, находящийся на задах огромного храма Меча Христова, мы прокрались задолго до захода солнца. Конечно, мы были одеты в обычное тряпьё горожан, чтобы никто даже в самых смелых догадках не мог нас связать со святой Службой. Перед этим мы ещё прошли мимо крёстного хода бичующихся, идущего от храма к рынку. Толпа, состоящая из людей обоего пола, грязных сверх человеческого понимания, косматых, окровавленных и одетых в рваные одеяния, шарахалась по улице, воя песни в безумии, вознося молитвы, крича и читая литании. Не было в этом ни ладу ни складу, и ни мелодии, а только один животный рык, писк и плач. Каждый из людей держал в руке что-то, чем мог истязать своё или соседское тело. Иногда палка или связанные в пучок розги, иногда конопляный, с узлами шнур. Но некоторые приготовились, видать, тщательнее, ибо я также заметил верёвки с вплетёнными железными шариками и даже палки с набитыми железными шипами, роль которых, похоже, состояла уже не в бичевании, а прямо-таки в ломании костей и раздирании мышц.

— Попросили бы, так мы сами с ними, как бы, обряд провели бы, — рассмеялся Второй.

— С удовольствием, — поддержал его брат.

Смертух засмотрелся на пышные груди одной из женщин (впрочем вполне молодой и красивой), которые от ревностного бичевания розгой уже напоминали рубленную котлету. Чего людей тянет к умерщвлению плоти? — подумал я. — Или они думают, что Господь испытывает блаженство от их крови и боли? Скорее они сами испытывают от этого удовлетворение. Может даже от какого-то из особенно болезненных ударов блаженно кончая в грязные и драные портки.

— Идёмте, — пробурчал я. — Не для нас эти утончённые забавы.

Мы спрятались в густых розовых кустах, которыми заросли тылы беседки. За садом явно давно никто не ухаживал, потому что кустарник разросся густо и вырастал много выше моей головы. Парни правда ныли, что искололись и что кто это видел — сидеть в зарослях, полных шипов, но я лишь приказал им заткнуться и благодарить Бога, что у нас нет задания, которое заставило бы нас уподобиться участникам бичующегося крестного хода. Это очевидно подействовало на их воображение.