Пес войны (СИ)

Просёлочные дороги прихотливо вились между холмами, иногда взбегая вверх по склонам и снова ныряя в распадки. Большинство встречных деревень были покинуты, так же как и поместья. Многие поля даже не были вспаханы, на виноградниках не было видно работников. Жители бежали отсюда без оглядки, прихватив с собой тех из своих рабов, кто не примкнул к восставшим или не подался, воспользовавшись случаем, в чужие края. Зато стада, как и прежде, бродили по пастбищам, хоть их стало меньше, чем до войны. Пастухи весело махали войску, выкрикивая разнообразные, но неизменно дружелюбные напутствия. Можно было поклясться, что они уже считают себя хозяевами скота, который пасут. Ну и пусть себе, Гирхарта это не интересовало. Его вообще мало интересовало то, что не задевало его интересов. В будущем эти люди могли пригодиться, а пока пусть считают себя кем хотят.

С каждым днём серо-синяя полоса на горизонте приближалась, постепенно распадаясь на отдельные вершины и склоны. Наконец армия перевалила через первый, ещё совсем невысокий хребет, поросший лесом, как и все окрестные холмы, но бывший чуть выше и круче. Здесь, в условленном месте, ждал первый обещанный горцами проводник, коренастый лохматый парень в плаще из оленьей шкуры.

Проводника звали Киджий, был он из племени дассов, живших в этих краях с незапамятных времён, когда не было не только Коэны, но и Силоры, ныне разрушенной рамальской столицы. Все остальные рамальцы уже забыли, что некогда делились на множество племён, и ныне считали себя единым народом, исповедовали одну веру и говорили на одном языке, не забывая, впрочем, и свои диалекты. Горцы же, по-прежнему цепляясь за прошлое, назывались старыми именами, чтили разных богов и духов-покровителей, и порой смертельно враждовали между собой. Единственным, что их объединяло, была ненависть к Коэне, хотя ей так и не удалось их подчинить. Но Коэна не прекращала своих попыток, и горцам этого было достаточно, чтобы любого врага Империи считать если не другом, то союзником.

Киджий оказался человеком разговорчивым. Очень скоро Гирхарт уже знал, что его родная деревня зовётся Лиус, что означает "водопады", и что действительно неподалеку от неё имеются аж три небольших водопада; что сам Киджий третий из четырёх братьев, что оба старших уже женаты, а он пока нет, но собирается жениться этой осенью. Потом проводник принялся перечислять своих многочисленных родственников как по мужской, так и по женской линии, но Гирхарт уже не слушал, сосредоточившись на дороге.

Торных путей здесь не было, а то, что именовал дорогой их проводник, было на самом деле извилистой тропой, на которой едва могли разминуться два всадника. Войско растянулось неимоверно, и это Гирхарту очень не нравилось. В невысоком, но достаточно густом лесу на склонах так удобно спрятать засаду, а отбиться от неё будет очень трудно. Пока до головы или хвоста колонны дойдёт, что товарищи в беде, целый полк успеют вырезать. Не то чтобы Гирхарт всёрьез опасался чего-нибудь подобного - горцы его друзья, а законы гостеприимства в горах чтут свято - но боги хранят лишь тех, кто хранит себя сам.

Вечером, на привале, у Гирхарта побывали несколько гонцов. Одни принесли новости о передвижениях вражеской армии, другие были из Коэны. В самом городе ничего нового не произошло, но вот вести с моря были хорошими. Адмирал Искар ничего не смог поделать с пиратами, во всяком случае, пока; более того, морские союзники Тиокреда сумели потопить несколько коэнских кораблей. Хорошие вести пришли и из Эмайи: царь Ваан хоть и попал в окружение, но держался, игнорируя призывы к сдаче. В Коэне всё ещё были настроены довольно оптимистично, но Гирхарт, услышав об этом, только хмыкнул. Он неплохо знал географию и помнил, что местность, где маршал Серлей попытался блокировать войска Ваана, была гористой, а окружение в горах - далеко не то же самое, что на равнине. Собственно, на этом строился и расчёт самого Гирхарта. Мезеры - горы невысокие и достаточно проходимые, даже для чужаков. Если получится у него, то у Ваана, в куда более высоких и скалистых горах Эмайи - тем более.

- Коэнцы приближаются, - доложил очередной горский посланец на четвертый день марша. - Скачут галопом. К тем, что на восток ушли, гонцов отправили, чтоб возвращались поскорее.

- Но вы не волнуйтесь, - усмехнулся Киджий, слушавший их разговор, - их там встретят - мало не покажется.

- Я не волнуюсь. Если и мы, и они будем двигаться по-прежнему, то когда мы с ними столкнёмся?

- Мы не столкнёмся. Я вас такой тропкой проведу, о которой никто из чужих не знает. Надо только поднажать чуток.

- А если не сворачивать на эту твою тропку?

- Вы чё, драться с ними хотите?

- Именно, - подтвердил Гирхарт, - так когда и где?

- Послезавтра, - в голосе Киджия слышалось искренне недоумение. - В Красном урочище.

- Расскажи про него. Или лучше нарисуй.

Проводник неумело взял стиль, повертел в руках, посмотрел на придвинутую восковую табличку и, вздохнув, начал:

- Значит, так. Вот здесь урочище, здесь оно сужается, здесь - разделяется, Красное дальше идет, а тут от него Слёзное ущелье отходит. А вот тут перед ущельем - Медвежья гора. Она и впрямь на лежащего медведя смахивает.

- Дороги, тропы есть?

- А как же. Вот тут дорога, и вот...

- Ну что ж, - задумчиво сказал Гирхарт, глядя на кривые неровные линии примитивного чертежа, - сгодится. Знаешь, Киджий, нам надо оказаться там раньше них. А когда отведёшь нас, дай знать своим, чтоб были наготове, как договаривались. Мне понадобится ваша помощь.

- Засаду хотите устроить? - с понимающим видом спросил горец.

- Нет, не засаду, хотя... Можно и так сказать.

Через день ускоренного марша армия перевалила седловину и оказалась в долине перед Красным урочищем. Места оказались красивейшими. Некрутые склоны покрывали густые заросли цветущего шиповника и дикого винограда, по дну Слёзного ущелья струился небольшой поток, расширявшийся при выходе в урочище в мелкую и быструю горную речку, с громким плеском бегущую между камней. Медвежья гора, невысокая и пологая, скорее напоминала большой холм. Никакого сходства с медведем Гирхарт в ней не нашёл, но возможно, он просто смотрел не с той стороны. Она сплошь заросла кривыми деревцами можжевельника, но прямо напротив ущелья на ней имелась большая, до самой вершины, проплешина. Посредине склона из земли бил родник, и крохотный ручеёк сбегал вниз, чтобы, пробравшись по дну Красного урочища, влиться в Слёзный поток.

- Отлично, - сказал Гирхарт, остановившись возле источника. - Даже лучше, чем я думал. Прекрасное место для лагеря.

- Да, место действительно неплохое, - осторожно согласился сопровождавший его высокий, светловолосый полковник Марх, командир одного из кавалерийских полков. - Но, мой генерал, разумно ли мы поступим, расположившись здесь?

- Конечно, неразумно. Это место - для лагеря коэнцев, по крайней мере, я очень на это надеюсь. А сами мы расположимся в Красном урочище.

- В Красном урочище? Но, господин генерал, это же ловушка! Стоит врагам перекрыть оба конца - и мы окажемся между молотом и наковальней.

- Не оба, а три, - спокойно поправил его Гирхарт. - Не забудьте про Слёзное ущелье. Кстати, почему оно так называется? - он обернулся к своему постоянному спутнику Киджию.

- Есть такая легенда про красавицу Мадину, которую враги её рода похитили прямо со свадьбы и везли этим самым ущельем. Она, говорят, так рыдала, что сама превратилась в источник и теперь вечно оплакивает свою несчастную судьбу.

- Бедная девушка. Так вот, дорогой полковник, я очень надеюсь, что командующий Сави рассудит так же, как и вы. Его силы больше наших, и искушение будет велико.

- У вас есть план, господин генерал?

- Разумеется. Скоро узнаем, сработает он или нет. Ну, Киджий, скачи, я на тебя надеюсь.

- Прощайте, господин генерал. Коли коэнцев переживете, дальше вас другой поведёт.

- Прощай, друг Киджий. Может, еще и свидимся.