Молот Ведьм

Я осторожно развернул ткань и увидел блестящий, серебряный амулет с выгравированным изображением существа с женским ликом, но телом змеи. Чудовище обвивало немалой величины опал. Я перевернул амулет и прочитал надпись сзади.

— Слава Хагат Искусительнице, — сказал я вслух, а Вассельроде размашисто перекрестился.

— Что об этом думаете? — спросил он нетерпеливо.

— Культ Хагат, — произнёс я задумчиво и повернул амулет ещё раз. Он излучал тонкое, но ощущаемое тепло, что не предвещало ничего хорошего. — Думал, что всех сожгли давным-давно. Вот так неожиданность…

— Что же это за бестия? — Священник нервно сжал ладони и громко хрустнул пальцами. — Тьфу, ненавижу змей!

— Демон, — ответил я. — Способный принимать облик змеи, пригожей девицы или чудовища с телом змеи и головой женщины. Появляется при вызове последователей и, пребывая в нашей вселенной, должен кормиться жизнями живых существ. Необязательно людей, это могут быть животные, но обязательно мужского пола. Взамен Хагат может отблагодарить, например, убивая указанную особу. После её укуса не остаётся никакого следа, ни физического, ни духовного, поэтому некоторые из знатоков темы считают её опасным демоном.

— А вы, инквизитор?

— Скорее нет, — ответил я, подумав. — Хагат не злая и не жаждет человеческих жизней. Она не убивает ради удовольствия. Как я сказал, её аппетит можно полностью удовлетворить, если давать ей живых животных. И даже не мучает их. Просто высасывает из них в один миг всю жизнь, все витальные силы. Опасность таится в другом, отче настоятель. В том, что пожелают от неё последователи…

— Вы хотите сказать, что люди хуже демона? — спросил он с отвращением.

— Хочу сказать, что улюдей и демонов разные нужды, — объяснил я. — Учёные демонологии утверждали, что Хагат не только физически похожа на змею. Любит хорошо наестся, и насколько я знаю, обожает всякие сладости, засахаренные фрукты, меды стоялые, пряные вина… Также любит долго спать, греясь под высоким солнцем. В женском облике у неё также большой аппетит на мужчин, но не слышали, чтобы неспровоцированная причиняла им вред. Зато якобы бы её нелегко удовлетворить…

— Так говорите, будто… будто вы её почти любите…

— Не для любви демонов я, отче настоятель. — Я рассмеялся, поскольку сама мысль меня рассмешила. — Они просто существуют, и среди них есть очень опасные и менее опасные. По моему скромному мнению, единственной угрозой, которую несёт Хагат, являются желания её последователей. Не говорю, разумеется, о том, что она испытает муки совести перед тем, как убить человека, поскольку с точки зрения живущего почти вечно демона наша жизнь стоит мало. Но если последователи хорошо её кормят, она просто не будет испытывать такого желания.

— Поразительно, — произнёс он немного погодя и снова сжал ладони так, что суставы у него треснули. — Что вы в таком случае собираетесь сделать?

— Разрешите, я оставлю у себя этот амулет, — подвёл итог я. — И первое, что я должен знать, от кого вы его получили.

— Отказываюсь от раскрытия вам этого факта, принимая во внимание святую тайну исповеди, — сказал он благоговейно. Что ж, я уже видел священников, которые святую тайну исповеди продавали за кубок хорошего вина, а других приходилось отгонять, которые всё рассказывали и рассказывали и грехах своих прихожан. Особенно тех, что наиболее пикантны, поскольку эта сторона жизни людской обычно больше всего захватывала наших праведных духовных отцов.

— Для Святой Службы нет тайн, — сказал я. — Напоминаю вам об этом, если не знаете папского эдикта по этому вопросу.

— Знаю, конечно знаю, но понимаете, это всё-таки трудно…

Я терпеливо ждал, поскольку знал, что рано или поздно ему придётся сказать мне всё, что я захочу узнать. Ибо так уж устроен мир, что инквизитор, волей-неволей, должен познавать грехи ближних. И располагать необыкновенной закалкой духа, дабы вываляться в навозной жиже, но выйти незапятнанным.

— Я получил амулет от одного дворянина, — нехотя сказал настоятель. — Его зовут, а скорее звали, ибо умер, упокой, Господи, его душу, Яков Халбен. Имел здесь, в Касселе каменный дом, хотя владенья Халбенов лежат за городом…

— Кто сейчас живёт в доме? — спросил я.

— Дочка? — спросил он сам себя. — Да, кажется, дочка. Ванесса Хаобен, если мне память не изменяет.

— Дайте кого-нибудь, чтобы меня туда проводил, — попросил я.

— Конечно, конечно, — пробормотал он. — Но на меч Господа, будьте осторожны, инквизитор, ибо эти люди могут ускорить события, зная, что за ними следят.

Обожаю, любезные мои, когда кто-то учит меня инквизиторским обязанностям и делится со мной необыкновенно мудрыми советами касательно того, как я должен действовать. Однако я лишь улыбнулся.

— Не беспокойтесь, — сказал я. — Его Преосвященство предписал мне хранить тайну. Конечно, до тех пор, пока это будет возможно, — оговорился я.

— Да. Хорошо. Да. Это хорошо, — ответил он, явно бродя мыслями где-то не здесь. — Ага, — он посмотрел на меня. — Где вы остановились? Потому что я от всего сердца приглашаю к себе. Найдётся удобная комната, а кухарка, — он вознёс глаза к небу, — господин Маддердин, пальчики оближешь!

— Она или её кушанья? — пошутил я.

— Она? Нееет, — он тоже улыбнулся. — Сама не знает, сколько ей лет, но по моему мнению, самое меньшее шестьдесят. Зато готовит за-ме-ча-тель-но! — Он подчеркнул каждый слог, ударяя пальцем о ладонь.

— Если так, — ответил я, — с удовольствием воспользуюсь вашим предложением.

Родственницу настоятеля я увидел, как только спустился по ступенькам. Она стояла возле моего коня и нежно гладила его по морде. Конь раздувал ноздри и спокойно принимал ласку, впрочем, он вообще не протестовал против общества людей, хотя поглаживанию предпочитал кормление сладкими яблоками.

— Прекрасное животное, — сказала она, когда я подошёл, и посмотрела на меня. Её рука замерла на морде лошади. — Поможете дедушке, правда?

— Сделаю всё, что смогу, — пообещал я, задумавшись, как много она знает.

— Догадываюсь, кто вы, — сказала. — Вас прислал епископ, разве не так?

— Чем меньше будете об этом говорить и думать, тем лучше, — ответил я и движением подбородка указал на приближающегося слугу.

— Да. Конечно, — быстро согласилась она.

— Отче настоятель велел мне заняться вашей лошадью, господин, — сообщил слуга, а я кивнул и подал ему поводья.

— Не будете ли так любезны проводить меня к дому? — спросила она.

— С удовольствием, — ответил я. — И раз так, разрешите, госпожа, я представлюсь. Меня зовут Мордимер Маддердин и, как вы правильно догадались, служу Его Преосвященству епископу.

После едва уловимого колебания она протянула мне руку. У неё были сильные, холодные пальцы.

— Катрина Вассельроде, — сказала она. — Когда я смотрю на вас… Думала, что инквизитор будет выглядеть по-другому… — Слово «инквизитор» произнесла так тихо, будто произнести его громче означало бросить искру на сложенный костёр.

— А как? — спросил я, улыбаясь.

— Не знаю. — Она пожала плечами. — У вас случаем не должно быть чёрной мантии с надломленным крестом?

— Да, — ответил я. — Если бы я хотел всем в Касселе сообщить, что вот я — приехал.

— Ну да. — Она снова нервно двинула плечами. — Какая я глупая. Но я думала, что вы будете старше, седым, будет цедить слова сквозь зубы и на всех подозрительно смотреть исподлобья.

Она была абсолютно права. Была глупой. Или имела несчастье встретить не тех людей или прочитать не те книги. Мы медленно прошли до калитки, где монах с посохом в руке снова кому-то преграждал путь на церковную территорию. Но когда нас увидел, вскочил на ноги.

— Да благословит Бог госпожу, — вскричал он, уже не шепелявя, поскольку успел сожрать то, что у него было в миске. — И вельможного господина тож!

Я снова бросил ему монету, поскольку меня забавляло, каким образом он так ловко ловит денежку этой трёхпалой рукой. И ещё на улице до нас доносились его изысканные и с подъёмом выкрикиваемые благословения.