Чаша гнева

произносил положенное число раз "Отче наш".

Затем вновь засыпал, но когда за окнами стало светло, то спать он более не мог. Осторожно поднявшись, он пробрался туда, где разметавшись на спине, с безмятежным выражением лица возлежал Ламбер, и легонько толкнул его.

– Оставьте меня, во имя Господа, – забормотал тот. – А solis ortu usque ad occasum {[244]} нет мне покоя!

– Вставай, школяр, – не унимался Робер, тряся недавнего спутника за плечо! Время уже не раннее, пора в путь!

Ламбер открыл глаза и застонал.

– В самом деле, бесчеловечно будить человека так рано! – сказал он, ощупывая голову. – Воистину вчера удачная была попойка, клянусь головой Святой Женевьевы!

– Нам надо идти! – настаивал Робер.

– Сейчас, сейчас, – забормотал школяр, садясь. Кто-то из его собутыльников, кажется, Клод, пивший вчера чуть ли не больше всех, застонал во сне.

– Вот до чего людей довели! – не очень ясно высказался Ламбер, и вместе с Робером они выбрались во двор. С утра подморозило, и воздух после кислой вони переполненного людьми помещения был исключительно вкусен.

– Пойдем, что ли, – школяр уныло зевнул, и побрел на запад.

Они миновали громаду собора, из внутренностей которого доносилось нестройное пение каноников, и свернули на север. В этот самый момент спереди послышался стук множества подков.

– Накинь-ка капюшон, брат Робер, – проговорил Ламбер, к которому вернулась обычная осторожность.

Рыцарь последовал его совету, и вовремя. Из-за поворота показалась многолюдная процессия. Впереди всех ехал Кадок, при виде которого Робер вздрогнул. Губы главы королевских наемников были плотно сжаты, а на лице застыла маска надменности.

За Кадоком следовало десятка полтора конных сержантов и рыцарей. Все они были с обнаженным оружием, во взглядах, кидаемых во все стороны, читалась подозрительность.

Путники, чтобы не быть затоптанными, прижались к стене.

За рыцарями на каурой лошади ехал просто одетый человек мощного телосложения. На красном лице сияла довольная улыбка, его можно было бы принять за купца или небогатого рыцаря, если бы не омюс {[245]} , подбитый горностаем.

Затаив дыхание, наблюдал Робер, как проезжает мимо Филипп, Божией милостью король Франции, прозванный Завоевателем.

Место рядом с королем занимал пожилой рыцарь в алом плаще Ордена Госпиталя. Постное, гладко выбритое лицо не выражало ничего, а взгляд иоаннита был острым, точно наконечник копья.

Замыкали процессию еще с десяток конных воинов.

– Кто это был? – сглотнув комок в горле, спросил Робер, когда последний из всадников скрылся в направлении Малого моста.

– Который?

– Госпитальер, – Робер невольно поежился, вспоминая пронизывающий взор рыцаря в алом плаще.

– Это брат Герен, – охотно ответил Ламбер. – Первый советник короля. И чего он тебе дался? Идем лучше!

Миновав еще пару кварталов, которые почти сплошь занимали богатые лавки, они вышли к мосту. Этот оказался гораздо больше, чем тот, по которому Робер проходил вчера,