Печать на сердце твоем

зло усмехнулся: личина! Хоронятся, чаклуны!

Рядом тяжело задышал Ярчук. Згур, не оглядываясь, принялся подсчитывать, но, дойдя до двадцати трех, сбился и махнул рукой. Бить надо, а не пальцы загибать!

— Два десятка да еще восемь, — шепнул венет. — Два меча, да копье, да секира. Ножи, почитай, у всех.

У Ярчука оказался зоркий глаз. Впрочем, толпа не испугала. Будь это кметы — дело иное. Разве что со спины подберутся… Где же ребенок?

Внезапно у костра все стихло. Мужчины начали отходить в сторону, образуя широкий круг. Женщины, оставшись внутри, сбросили полушубки, затем на снег упали

платья…

Где-то совсем рядом пискнул Жигша, но уже совсем по-другому. Згур и сам еле удержался, чтобы не хмыкнуть. И не холодно им! Почти все, оставшиеся у огня, были молоды. Нагие тела отсвечивали матовым блеском, распущенные волосы закрывали плечи, и нелепо кривились деревянные черноротые личины.

— Ровно на Купала! — дохнул Ярчук. — Так ведь не лето!

Слово было незнакомым, но Згур тут же вспомнил. Летом, когда справляют день Небесного Всадника, девки да парни так же у костра собираются да через огонь прыгают. Правда, не у волотичей, а у сиверов. Самому видеть не доводилось, но слухом земля полнится.

Внезапно вновь послышался плач. Згур повернулся.

Кажется, там! Один из мужчин, стоявших во внешнем круге, держал на руках какой-то запахнутый в тряпки сверток.

— Обождать надо, боярин! — шепнул венет. — Пущай починают!

Згур нетерпеливо дернул плечом, но вновь решил не спорить. Ладно, подождем. Лишь бы малыша не тронули!

Одна из женщин — высокая, статная, с ожерельем из звериных клыков на груди, медленно подняла вверх тонкую руку. Люди у костра замерли.

— Все ли здесь собрались, сестры? Всех ли нас пустила ночь?

Она обернулась, словно пытаясь сосчитать, но чей-то голос поспешил ответить:

— Нету с нами больше Старшей. Не прийти ей никогда!

— Кто же нами править будет? Кто теперь костер зажжет?

— Не решить, сестра, нам это! Пусть Хозяин скажет сам! Згур понял — обряд. Затем и личины, потому и говорят, словно поют. Но зачем наузницам ребенок?

— Как же нам Хозяин скажет? Ведь жалеет он слова!

— Смерть пошлет он вместо слова. Смерть укажет, как нам быть!

Женщина с ожерельем вновь махнула рукой. Человек с ребенком выступил вперед, поднял плачущий сверток к черному небу.

— Коровяк! — послышался испуганный голосок Жиг-ши. — Коровяк! Узнал я его!

Згур между тем пытался сообразить. Этих не напугаешь! Парни во внешнем кругу — не бойцы, зато задавят скопом. И близко не подойти — заметят.

Женщина взяла из рук чаклуна ребенка, подержала на весу, затем резко вскинула голову:

— Пусть Хозяин нас услышит! Пусть поможет, сестры, нам! Знак пошлет, чтоб догадались, кто из нас достойней всех. Смерть пусть станет этим знаком, смерть сомненья разрешит! А душа, грехов не зная, пусть к Хозяину спешит!

Ответом был дружный крик. Женщины протягивали руки, личины радостно скалились…

— Лук! — негромко скомандовал Згур. — Прикроешь!

— Боярин…