Спартак

, где так любят римлян. Стоит плеснуть масла, стоит поднести горящий факел… Так и представляется, как проконсул, уже ни на что не надеясь, отмечает на карте продвижение врага. Ближе, ближе, еще ближе… Словно в страшном сне, когда не убежать, даже не зажмуриться. Кролик ждал удава… Дождался! Все повторилось — разгромленное войско, потерянный лагерь. Кассия разбили вдребезги, да так, что историки даже не смогли решить, уцелел ли после битвы сам проконсул. То ли убили, толи едва спасся. Во всяком случае, его маленькая армия перестала существовать — навсегда.

Лето спартаковских побед продолжалось. А мы остановимся, дорогой читатель. Оглядимся.

…Разоренный римский лагерь, окровавленные трупы в "льняных" панцирях, поваленные на землю белые палатки, брошенные на главной лагерной площади значки когорт. Поверх них — Орел, оплеванный, истоптанный гладиаторскими калигами. Рядом — добыча, огромная куча, куда сносят найденное барахло. Богато жили римские офицеры, даже на войне ни в чем себе не отказывали, будет что поделить! Гуляй, босота, пей неразбавленное, ведь однова живем! А вот и пленные — целая толпа, кто в повязке кровавой, кто с синяком под глазом. Голые, связанные, как бараны. Гогочут бывшие рабы, пинками квиритов угощают, прикидывают, где лучше бой гладиаторский устроить. А это кто? Никак фракиянка знакомая? Она! Смеется жрица, пальцем в ближайшего римлянина тычет. Этого красавчика первым на алтарь бросим, потешим богов!

…Не зря она старалась, фракийская жрица. Слухи о том, что Спартаку помогают боги, уже разошлись по всей Италии. Разошлись, расплескались. Через много веков истовый христианин Августин Блаженный без всяких околичностей напишет:

"Пусть скажут мне, какой помог им бог из состояния маленькой и презренной разбойничьей шайки перейти в состояние государства, которого пришлось страшиться римлянам со столькими их войсками и крепостями? Уж не скажут ли, что они не пользовались ПОМОЩЬЮ СВЫШЕ?"

Если уж Блаженный Августин не сомневался, что Спартаку помогали свыше, то, может, и нам стоит задуматься?

А вот и Спартак — в красном преторском плаще, с привычным "галльским" мечом на правом бедре. Вождь не смеется, не смотрит на обреченных пленников, на шутки товарищей не отвечает. Спокоен он, неулыбчив. Победа — не первая, но и не последняя. Война не кончилась, самое трудное впереди…

Вы спросите, дорогой читатель, отчего это я Спартака именно таким вижу? И в самом деле! Почему бы не представить вождя на веселом пиру среди разудалых атаманов или — отчего бы и нет? — на ложе рядом со всей той же фракиянкой? Или у погребального костра на похоронах погибшего.друга? Вон у Джованьоли Вещего Спартак как живой получился — то веселится, то плачет, а то и волосы от горя рвет. Не знаю. Не романтик я, наверное, да и Спартак, как по мне, ничем на романтического героя не похож. Чужая душа, конечно, потемки, но внешне, уверен, вождь таким и был — невозмутимым, холодным, неулыбчивым. Ведь он знал то, о чем еще не догадывались его бойцы, — не к свободе