Череп епископа

обращается священник - и в тот же миг боярин подумал, что убегать от врага: это стыд и позор! С врагом нужно сражаться. Боярский сын Ероша развернул коня, и помчался прямо на медленно наступающие по русской реке ордынские сотни. Рогатина в его руке медленно опустилась, выбирая цель.

- Он мой! - радостно завопил фон Регенбох, вонзая длинные острые шпоры в бока более ненужной кобылки. Впереди маячил отличный боевой конь - оставалось лишь выбить из седла владельца. Крестоносец опустил свой лэнс и нацелил его язычнику точно в подбородок.

Всадники сближались, дробя копытами растекающийся по поверхности реки снежок. Какое зрелище! Такого не сможет заменить никакая вечность...

- Давай, давай, - боярин уже и сам верил, что это именно он решил немного встряхнуть ордынцев, прежде чем вернуться к государеву человеку с важной вестью. Один хороший удар рогатины в щель остроклювого шлема - и можно уходить. - Давай!

Но когда двух воинов разделяли уже считанные шаги, обычная рыбацкая лошадка, привыкшая таскать только тяжелые телеги и мокрые сети, внезапно испугалась предстоящего столкновения и, не слушаясь поводов, попыталась повернуть. Кони столкнулись, одновременно рухнув на снег, а с них кубарем полетели на землю и оба рыцаря, рухнув на спины всего в паре шагов друг от друга.

И вот тут барон фон Кетсенворд впервые узнал, чем отличается русский пластинчатый доспех от жесткой европейской кирасы. Пока он судорожно дергался в своем сплошном панцире, одетый в колонтарь боярин изогнулся, повернулся на бок, потом встал на четвереньки и, наконец, выпрямился во весь рост.

- Господь, заступник наш, - начал молиться барон, - вседержитель наш всемилостивый. Спаси, помилуй и сохрани...

Обнаживший саблю язычник без особых раздумий на всю длину вогнал ее под латную юбку лежащего врага - к нему уже приближался еще один рыцарь, занося над головой обнаженный меч.

- Х-ха! - опустился клинок, но Ероша успел рвануться вперед, предоставив лезвию бессильно черкануть по пластинам спины, а сам снизу вверх полосонул саблей по открывшейся щели под мышкой вскинутой руки.

Ливонец болезненно вскрикнул, и боярин отбежал к коню:

- Манец, Манец, вставай!

Но жеребец бессильно бился на льду, и все, чего мог сделать боярин это подобрать выроненный при столкновении щит.

- Да убейте же его! - не выдержал кавалер Иван.

Стоящие по сторонам крестоносцы двинулись вперед, опуская копья, и сбоку к ним пристроился ливонский рыцарь. Боярин Ероша ждал, поигрывая саблей не в таких переделках бывал. Копья приближались, нацеленные в грудь, туда, где бьется горячее сильное сердце.

- Ну! - одно копье он отвел щитом, второе саблей толкнул себе над головой, но третье пробило живот и вошло в него почти на всю длину.

- Отец!

Разумеется, демон Тьмы мог заставить двух смертных по очереди подъехать к епископу, слезть с коней, опуститься на колени и отдать свое оружие - но ведь никто не давал ему такого приказа! Ему приказали остановить - он это сделал. И