Слуга царю...

ность того, что, наплевав на гвардейскую солидарность, гродненцы решат отплатить за все шуточки и подначки «петербуржцев», была велика.

— Жаль, что ваш друг Бекбулатов погиб, Александр Павлович, — продолжал Вяземский. — Он-то легко нашел бы к ним ключик…

Бежецкий досадливо дернул плечом: любое воспоминание о кошмарном штаб-ротмистре, едва не отправившем его к праотцам в прошлом году, было неприятно, как скрип металла по стеклу. Деликатный князь решил не развивать скользкую тему — многие в гвардии да и во всем городе, знали о том, как дружны были офицеры, — и замолчал, чертя какие-то сектора на своей карте. Однако воспользоваться минутой тишины, чтобы собраться с мыслями перед «делом», Александру не удалось.

— Извините, Александр Павлович, — осторожно тронул его за рукав Петенька Трубецкой. — У меня не было времени объясниться с вами относительно…

— О чем вы, поручик?

— Я о том аресте… Я не знаю, каким чудом вы оказались на свободе, но, поверьте, искренне рад этому… Вы, наверное, теперь не подадите мне руки, ведь я совершил подлость…

Александр вспомнил, что говорила ему Маргарита об аресте близнеца.

— Бросьте, князь! Я и забыл об этом, — заверил Трубецкого Бежецкий, хотя мозг сверлила мысль: «А близнец-то забыл ли?» — Поэтому вот вам моя рука!

Петенька схватился за протянутую руку, как утопающий за соломинку, преданно, по-собачьи глядя в глаза своего кумира.

— И вообще, поручик. — Александр украдкой поморщился. — Лучше выбросьте-ка из головы все эти глупости… Скоро в бой.

Почти в этот самый момент грузовик замедлил ход и остановился, по пологу кузова требовательно постучали, и голос Ладыженского сообщил:

— Приехали, господа. Пора…

24

— Ваша светлость! Ваша светлость!..

Борис Лаврентьевич с трудом разлепил глаза и с огромным недоумением уставился на трясущегося без малого восьмидесятипятилетнего лакея Евграфыча, настоящего патриарха, «ходящего» за «барином» с незапамятных времен. На светящемся табло часов только что выскочили несуразные розовые цифры «4:12».

«Чего четыре — дня или ночи? — с трудом, словно несмазанные шестеренки, ворочались, просыпаясь, мозги всесильного князя. — Хотя… Четыре дня это вроде бы шестнадцать…»

Словно в подтверждение, сквозь щель неплотно сдвинутых гардин пробивался синий предрассветный луч.

— Беда, ваша светлость!..

— Какого черта ты, старый, меня будишь в такую рань?! — взбеленился, окончательно просыпаясь, светлейший. — В дворники захотел? В истопники? Я вот тебе дам, хозяина ни свет ни заря будить! В богадельню, сегодня же! Сей момент!..

Старик медленно и раздельно, словно огромная кукла-марионетка, заржавевшая в сочленениях, рухнул на колени, дробно грохнув ветхими костями об пол, однако упрямо продолжал талдычить свое:

— Беда, батюшка! Не гневись ты на старика никчемного, беда!..

— Да в чем же дело?!! — заорал Борис Лаврентьевич, швыряя в сердцах в старика скомканным ночным колпаком и садясь на кровати. — Пожар, что ли? Толком говори, орясина пскопская!

— Из