Слуга царю...

ной выкладкой и на боевой технике?

— Нет, — безмятежно ответил Бежецкий и улыбнулся. — Не смогу.

— Вот видите? — указал на него Толстой. — О чем же можно говорить, когда даже князь Бежецкий не может гарантировать поддержки своего полка?

Александр снова улыбнулся.

— Я не могу вывести свой полк на улицы, — он сделал паузу, — потому, что не считаю для себя возможным приказывать своим подчиненным в таком деле, в котором решающим фактором является честь и совесть отдельного человека. Но могу гарантировать, что мой полк не поднимет оружия против нас, если… подчеркиваю — если, мы, здесь сидящие, и наши сторонники решимся выступить против узурпатора. Я думаю… — В комнате поднялся ропот, и Бежецкий вынужден был повысить голос. — Я думаю, что мои однополчане, находящиеся здесь, это подтвердят.

С мест раздались крики «Да, да, конечно!», а экзальтированный поручик Лихонос даже зааплодировал.

— Более того! — Александр жестом руки призвал собравшихся к тишине. — Мне кажется, что большинство из собравшихся здесь офицеров гвардии может сказать то же и о своих товарищах…

Ответом ему снова были одобрительные выкрики.

— Но собравшиеся здесь офицеры представляют далеко не всю гвардию, князь! — снова взял слово граф Толстой. — К примеру, я не вижу здесь ни одного офицера из Флотского экипажа. Нет павловцев, литовцев, московцев, конногренадер… Не вижу ни одного гродненского гусара, да и гусар вообще…

— Врете, Никита Романович! — тут же откликнулся князь Багратион-Мухранский, поручик лейб-гусарского полка, откровенно скучающий где-то в задних рядах: сегодня, в отличие от привычных сборищ, вина не подавали. — Тут мы, лейб-гусары!

— Прошу прощения, Петр Сергеевич, — извинился Толстой. — Я вас не заметил.

— Охотно извиняем, — тенорком пропел штаб-ротмистр фон Граббе, тоже носивший красный мундир. — Всем известно, что вы, граф, слабы…

Никита Романович побагровел:

— Что вы имеете в виду, барон?..

— Зрением-с! — нахально заявил гусар. — Всего лишь зрением!

— Прекратите, господа! — вынужден был вмешаться Ладыженский. — Только ссор и поединков нам с вами недоставало!

— Нет, пусть он скажет прилюдно, что именно имел в виду! — продолжал кипятиться граф, натерпевшийся уже предостаточно от задиристых гусар. — Я, знаете ли, не привык терпеть от какого-то колбасника…

— Это кто здесь колбасник? — вскипел в свою очередь фон Граббе, действительно имевший немецкие корни, причем весьма сомнительного происхождения, не исключено, берущие свое начало и от упомянутой Толстым профессии, не слишком уважаемой в дворянской среде.

Забияк удалось утихомирить лишь общими усилиями, и то только когда Бежецкий с Ладыженским дали обоим забиякам слово дворянина, что выступят секундантами на поединке лейб-гусара с измайловцем, буде кто-нибудь из четверых останется в живых после «дела» и не потеряет к оной кровавой забаве интереса.

— Итак, определим цели… Александр Павлович, прошу вас.

Александр пошел «к доске», смущаясь немного, будто и впрямь вернулся