Золотой империал

как не желали подниматься, а попытавшись протереть глаза, Александров не почувствовал рук. Нет, сами руки были: ладонью правой, например, Николай чувствовал что-то холодное, но пошевелить хотя бы пальцем не удавалось. И этот невыносимый гул и вой в ушах. Где это он? Куда опять влип?

Перевернуться на живот удалось только с третьей попытки, и то после серии чувствительных ударов в бок, ноющий, словно сплошной синяк. Царапнув щекой по чему-то плоскому, ледяному и шершавому, как наждак, Николаю удалось сорвать пелену хотя бы с одного глаза, и он, пусть и с дикой болью от выдираемых с корнем ресниц, худо-бедно открылся.

Александров находился в обширном помещении. Настолько обширном, что огромный костер, напоминающий пионерский из милого далекого детства, почти никоим образом не влиял ни на температуру, вряд ли сейчас более высокую, чем на улице, ни на освещение. Вокруг костра толпилось несколько десятков одетых в лохматые одежды зверообразных личностей, весело приплясывающих на месте, некоторые даже, кажется, с перьями в волосах, хлопающих друг друга по спинам и плечам, сующих в пламя палки с нанизанными на них дымящимися кусками.

Самое странное, что все это происходило на фоне ужасного шума, рева и визга, будто вокруг бушевал ураган, но пламя костра тем временем почти не колебалось.

Еще секунда, и Николая, рывком вздернув за плечи, заставили принять вертикальное положение и наконец оставили в покое. Только сейчас он смог оглядеться и, увидев рядом своих спутников в таком же, как и у него, жалком состоянии, рванулся к ним.

Валя и Жорка беззвучно разевали рты, что-то крича ему, хотя из-за шума в ушах совершенно ничего не было слышно. Ротмистр Чебриков сидел со скрученными за спиной руками, нахохлившись, словно ворон, а Берестов...

Берестов лежал без движения, и из-за царившего здесь полумрака и мельтешения отблесков костра невозможно было различить, дышит ли он вообще.

Удар, обрушившийся на затылок, снова отправил Николая в забытье...
* * *

«Это надо же так опростоволоситься! Клюнул, как сопливый кадет, на тривиальнейшую азиатскую хитрость! Эх ты, а еще кадровый военный... В прошлом. Похоже, впрочем, что все уже в прошлом...»

Петр Андреевич корил себя, не переставая ни на минуту, уже больше часа. А что еще прикажете делать, как не заниматься самобичеванием? Отряд влип в очень скверную историю, и, судя по всему, особенно после оказанного людоедам отпора и огромных потерь с их стороны, ждать пощады не приходилось. Слава богу, в стане обороняющихся потери были минимальны: ранен, хоть и тяжело, но, к счастью, не смертельно, осколками собственной гранаты старик Берестов (сумел все-таки отбросить от себя — не рванула в руках), да тем же взрывом контужен Николай. Царапины, ссадины и синяки, полученные при захвате противником и проявлении с его стороны поистине людоедского торжества, можно не считать. Да, самое главное, бесследно исчез Шаляпин и, видимо, судьба его печальна... Скорее всего раздавлен чьим-то сапогом в свалке, если не