Золотой империал

словно кто-то подавал сигнал.

— Маячат что-то, — сообщил во всеуслышание старик, хотя и без того все отлично видели загадочную иллюминацию.

— Может, нам? — предположила Валя.

Словно в ответ на ее слова, вдалеке раздался голос. Слов было не разобрать, но было понятно, что окликают именно их, осажденных. Наконец удалось расслышать:

— ...стреляйте... мы-ы... красно...

Берестов приподнялся над бруствером и, сложив руки рупором, крикнул что есть мочи:

— Егоры-ы-ыч!.. Ты-ы-ы?

— Я-а-а-а!.. — донеслось в ответ.

— Наши! — Радостно повернулся Сергей Владимирович к товарищам. — Я же говорил!

И начал торопливо выбираться из своего окопчика, опираясь на приклад «Дегтярева».

— Подождите, — хотел остановить его Чебриков, но старик уже спешил навстречу маячившим все ближе огонькам.

— Ну, что будем делать?

Вопрос ротмистра остался безответным, поскольку свои убежища уже покидали все, разминая затекшие ноги и размахивая руками, чтобы хоть немного согреться.

— Егорыч! Ты что так долго, зараза? — Берестов уже почти сблизился с идущим ему навстречу с фонарем краснознаменцем, когда вдруг присел и, судорожно лязгая затвором ставшего вдруг неподъемным пулемета, обернулся к спутникам с воплем: — Это не он!.. Спаса...

Выросшие вдруг словно из-под земли черные тени уже окружили растерявшихся путников плотным кольцом, тявкнул пару раз и заткнулся автомат Чебрикова, гулко бабахнула двустволка в руках у Жорки...

Николай почувствовал, как черная, лохматая, страшно воняющая не то мокрой псиной, не то бездомным бродягой туша навалилась на него, сшибая с ног, обдавая смрадным дыханием, и, воткнув ствол пистолета куда-то в спутанную не то шерсть, не то мех, два раза нажал на спуск. Взревев, чудовище стиснуло жесткими корявыми пальцами горло милиционера, но сила уже уходила из простреленного в упор двумя девятимиллиметровыми пулями тела, и издыхающий монстр смог лишь больно оцарапать горло длинными когтями, обильно орошая лицо капитана чем-то густым и теплым. Борясь с омерзением, Александров попытался столкнуть с себя бьющегося в агонии людоеда, но тут где-то совсем рядом оглушительно громыхнуло и, словно в ответ, что-то звонко лопнуло в ушах, отдавшись мгновенной острой болью в голове... Николай почувствовал на миг странное облегчение, холод и вонь отродясь не мытого противника отодвинулись в сияющую пустоту и последним, что успело пронестись в его голове, было: «Успел-таки Владимирыч с гранатой-то...»

20

Лицо обдало ледяным холодом, перехватившим дыхание, и тут же без перерыва что-то тупое и твердое, представившееся огромным, словно танк, врезалось в бок так, что хрустнули ребра и екнула внутри какая-то мелкая, но очень болезненная деталь организма.

Сознание возвращалось постепенно, будто ощупью пробираясь сквозь свирепый пульсирующий гул в ушах и малиновые, рассыпающиеся мириадами колючих ледяных игл сполохи в глазах.

Еще один удар в ребра, остро отдавшийся в ноющей голове, и Николай окончательно пришел в себя.

Веки никак