Донос мертвеца

целом она выглядела достаточно добротной.

Старик дошел до крыльца, развернулся.

- Вот она какова, деревня Ляды, - сказал он. - Пашни при ней пять чатей. Там, за пригорком, луг. Дальше - Карловская вязь.

- А с хозяевами что? Мор случился?

- Нет. Никитка дурачком оказался, прошлой зимой его шатун задавил. Стариков дочь к себе, в другую деревню забрала, а земля, видишь, осталась. За хозяйство барин тебе пять лет закупа кладет. До того - два года без оброка и барщины. До реки полторы версты. Себе рыбу можешь ловить невозбранно, но коли на продажу возьмешь - каждую седьмую монету боярину отдавай. Что еще? Ягода-грибы опосля... Колодец тут внизу сам найдешь... Ну что, Прослав? Живи.

Лука обогнул его, пригладив развевающуюся на морозном ветру бороду, и по проложенной колее направился назад.

Серв поднялся на крыльцо, прокашлялся, потянул на себя дверь и вошел в дом. Он оказался в сенях - на небольшом балкончике, нависающем над двором. Здесь все было странно, непривычно. В Ливонии внутренний двор обычно огораживают пятью-шестью сараями: хлевом, конюшней, свинарником, амбаром, и получается надежно отделенное от прочего мира пространство. Здесь же, наоборот: стоял огромный сарай, под крышей которого разместился и жилой дом, и множество загородок для скота, утвари; между домом и крышей находился обширный сеновал, а снизу, под домом, имелось еще какое-то помещение.

Прослав вошел в жилую часть, прошелся по промерзшим комнатам: перво-наперво надо окна заделать. У печи валялась покрытая толстым слоем пыли вязанка дров, на кухне стояла кое-какая посуда. Вычищать все придется, ох вычищать! Он спустился во двор, отворил ворота, завел кобылу с санями внутрь, выпряг, отвел Храпку в пока незнакомое ей стойло. Положил в ясли сено с саней.

- А воду растапливать придется, ты уж потерпи.

Поднял с саней тулуп, посмотрел на уложенные там тюки ткани. Выгрузил в дом мешок с гвоздями, подобранное в разных местах мелкое барахло, топоры, вилы, забрал окорока. Потом достал завернутое в кушак кресало, выстругал на мох искру, осторожно раздул, зажег тонкую бересту, положил в очаг печи, сверху кинул несколько деревянных щепок, а когда они разгорелись - кинул уже нормальные дрова.

Огонь быстро подрос, заплясал, излучая блаженное тепло. Прослав оглянулся. Только теперь он начал осознавать, что случилось. Это - его новый дом. Сам он - смерд русского боярина. Получается, что он - русский. Русский! А значит, отныне уже никто и никогда не посмеет назвать его рабом; отработав пять лет закупа, он сможет свободно уходить куда захочет, жить где хочет, заниматься чем хочет - и никто не станет его ловить, никто не скажет ни слова против.

Значит, он сможет сам покупать землю, заводить торговое дело или идти на царскую службу. Значит, никто не сможет продать его, его жену или детей, не сможет подарить их или с кем-либо поменяться. Он русский! Эх, жену бы сюда, да дочек перетащить...

А чего, и перетащит! Он ведь теперь совсем не бедняк: в санях столько