Тридцать один

Я неуверенно оторвался от мачты и, не глядя вверх, шагнул.

– Дядя ведь не падает, – бормотал я, семеня на кухню.

– Будем надеяться, – подбодрил севшим голосом Евлампий.

Я заморгал. Примерещилось, что голем побледнел. То есть его камни посветлели. Только так не бывает! Наверно, из-за зелёного света кажется. Волшебные булыжники масть не меняют!

Открыв дверь, я вошёл на камбуз. Всё на местах! Побитые тарелки не лежали на потолке. Столы не болтались вверх ногами. Я немного успокоился.

В углу, у мусорного ведра, сидела фея с белым обескровленным лицом и растрёпанными волосами. Сжавшись, она положила голову на подтянутые к подбородку колени.

– Всё будет хорошо, – пообещал я, глядя на несчастную Люсю.

Она не ответила. Только покачивалась, обхватив ноги. Так даже лучше. Ей пока не стоит выходить.

Я взял с полки книгу рецептов и погладил корешок.

– Здравствуй, милая, – ласково сказал я.

На обложке проступила улыбающаяся мордочка.

– Открой, пожалуйста, рецепт грандиозного праздничного торта.

Книга перелистнула страницы. Взяв из ящика холщовый мешок, я складывал продукты, стараясь ничего не упустить, а голем напоминал если что не так. Общими усилиями мы вскоре собрали ингредиенты.

Я нехотя открыл дверь и поволок мешок на палубу.

– Учитель, всё готово.

Оливье махнул рукой.

– Где фея, консоме из русалки? Сюда её, сейчас обезьяны прилетят. Ты ещё не собрался? Бегом! Оставь мешок, я возьму.

Я вздохнул и вернулся на камбуз. Фея так и сидела в углу, закрыв глаза.

– Люся, пора идти, – позвал я.

Евлампий вздохнул и прошипел:

– Помолчи. Лучше я.

Я подошёл ближе.

– Людмила, нам пора, учитель ждёт, – мягко позвал голем.

Фея подняла полные ужаса глаза.

– Нам нужно отправляться на Изумрудный остров, – продолжил Евлампий. – Сейчас за нами прилетят летучие обезьяны.

– Я не хочу, – дрожащим голосом выговорила Люся. – Там тьма! Трым!

– Там больше нет тьмы, – заверил голем. – Только свет, вода и остров. Больше ничего.

– Очень красивый остров, – подтвердил я.

– Правда? – спросила Люся. – Трям-рям!

Оторвавшись от своих колен, она подняла голову, с надежной глядя на нас. Я покраснел. Стало одновременно стыдно и неловко.

– Ещё бы, – не растерялся голем, ему стыдно, а тем более неловко, не бывает.

– Помоги ей, – едва слышно прошипел он.

Я протянул руку. Она оперлась на неё и встала. Поправила замявшуюся пижаму и, продолжая смотреть мне в глаза, спросила:

– Ты меня проводишь? Трим-рим!

– Непременно. И будет сопровождать до замка, – пообещал Евлампий и мне пришлось возиться с феей.

На палубе уже ждали летучие обезьяны. Боцман приветственно махнул рукой. Его подручные, не дав опомниться, подхватили нас за плечи и, оторвав от корабля, подняли в воздух.

Хорошо, что фея не успела ничего понять и смотрела вниз. Вода за бортом её успокаивала.

Обезьяны живо махали крыльями, и мы разогнались. Я сдуру взглянул вверх. Мы падали на остров, как мешок с картошкой, даже быстрее.

– Дыши глубже, – посоветовал Евлампий.

Всё-таки его советы неподражаемы.

Обезьяны собрались вместе и, выставив свободные руки, закружили хоровод. Раздался хлопок. Мы переместились. Ну, мне так показалось. Взаправду, мы ещё сильнее разлетелись и резко затормозили. Зато после третьего хлопка наконец-то коснулись земли. Даже встали на неё, а не уперлись головой, как должно было бы быть.

Справа от нас тянулась вереница желающих попасть в крепость, и скрывалась в воротах.

– Гости Дарвина! – зло крякнул Оливье, высвобождаясь из лап боцмана. – Опять проторчим в очереди. Потому что влететь в крепость – невежливо! Да я за уши дохлого гиппогрифа дам больше, чем за все манеры вместе взятые!

Чича усмехнулся:

– В замок нельзя попасть по воздуху!

– Семь лет слышу эту чушь! – взревел дядя. – Ненавижу очереди!

– Придётся потерпеть, – давясь от смеха, ответил боцман. – Гости короля равны, никто не попадёт на день рождения раньше других.

Оливье ругался, а я таращился на гостей. Так много летучих обезьян я ещё не видел. В мире Изумрудного острова модники рядились в длинные камзолы бананового и лимонного цветов, которые тащились по пыли за спиной, и длиннополые шляпы с огромными пёстрыми перьями. Забавно, конечно, но в Черногорске и не такое увидишь. А вот лохматые серые звери с длинными ногами и отвисшей, торчащей даже из-под длинной чёлки, вывернутой губой, меня заинтересовали.

– Это чючюники, – отмахнулся от моих вопросов Чича. – Безобидные, но лучше к ним не лезь, залижут до омерзения.

Я даже пригнулся, надеясь разглядеть слюнявый язык, но между нами и повозкой, запряженной чючюниками, вклинились трое магов в высоких фиолетовых колпаках. Их мантии украшали знаки гильдии Иллюзий – белая бабочка, которая на самом деле не бабочка, а два упиравшихся лбами черепа. У каждого по одному глазу, синий и красный, и по одной ноздре, а рот, как бы один на двоих. Хотя если не приглядываться, очень печальная седая бабочка. Жуть, одним словом.

– Не пялься на гостей, регламент не дозволяет! – одёрнул Чича.

Я вздохнул, уставившись на собственные ноги. Не знаю, кто этот регламент, но теперь мной командует даже он.

Мы вклинились в процессию и ползли вместе со всеми. Слава источнику магии, до ворот оставалось шагов четыреста.

Невидимое солнце вовсю жарило, и через десять минут я запарился и за глоток воды побежал бы на перегонки с поглотителем. Да и смотреть на собственные ноги, не так интересно, как по сторонам. Оливье, не замолкая на все лады склонял причуды короля Дарвина, но скоро тоже запыхался и обмахивался шляпой, бурча себе под нос.

Когда мы добрались до стражи и вошли под арку крепостной стены, текло в три ручья, и я еле шевелился.

– Нам сюда, – подсказал боцман, свернув за ворота.

– Ползите, кильки горемычные, – злорадно бросил дядя в сторону по-черепашьи бредущих гостей и, нахлобучив шляпу, засеменил вверх по лестнице.