Тридцать один

– Убедил! – холодно остановил Последний. – Я передам твои слова. К тебе прибудет помощь. Держись, – так же бесчувственно добавил он.

Не удостоив остальных даже взглядом, саламандр скрылся в туче.

– Как я мог быть так слеп? – пробормотал Динарий. – Я давно должен обо всем догадаться. Так очевидно. Так явно.

Закрыв рукой глаза, он отвернулся.

– Но как, – шептал кардинал. – Как я мог не верить главе защитников? Антуан Росянко потомок создателя Ордена. Разве руки могут сомневаться в голове?

Отец снял верхнюю рубаху и, свернув, подложил кардиналу под голову. Взяв за плечо, он отвёл меня в сторону.

– На болтовню нет времени, – прошептал он. – Ты должен отправиться к Оливье, немедленно.

– По-моему, сейчас неподходящее время, – всполошился я. – Мы на грани войны!

– Вот именно, – проговорил он. – Прочти письмо, и всё поймешь.

Я пожал плечами. Мне бы его уверенность.

– Скорее! Судья пришлёт помощь. Будет тысяча вопросов, на которые ты не ответишь из-за печати молчания. Понимаешь, чем всё закончится? Маги всегда обвинят оборотня.

Я кивнул. С этим сложно не согласиться.

– Тогда поторопись!

Отец поднял на ладони медальон Властелина и повернул золотые лепестки, украшающие оправу. Футляр раскрылся, и из него полилось белёсое сиянье.

– Волчья тропа, – ошеломленно выдал я.

– Обычный портал, – впервые раскрыл рот голем.

– Не совсем, – возразил отец и похлопал меня по плечу. – Удачи, сынок.

– А как же ты? – забеспокоился я. – Маги же…

– Что мне будет? – отмахнулся глава совета. – Её вы привели! – он криво усмехнулся. – А я пытался помешать, спас кардинала, помог передать сообщение. Мне ничего не будет!

Я надул щеки, сжав губы.

– Прекрати! – заулыбался отец. – Чего ты как маленький? – он наклонился и подмигнул Евлампию. – Никогда не любил уезжать. Всегда хватал меня за руки, и придумывал разные небылицы. То меня чернокнижники похитят, чтобы выведать секрет от чего оборотни такие храбрые. То Император со всех ошейники снимет, а про меня забудет. Такой серьёзный был…

– Я вырос!

– Ещё бы, – хохотнул он. – Вон длинный какой, не дотянусь!

У меня кольнуло в боку. Сердце заныло и потянулось к нему. Я обнял его, прижавшись щекой к макушке, и отступил.

– Мы всегда будем вместе, – пообещал отец. – Можешь не сомневаться. Я же один из предков, а они всегда приходят на выручку!

Я кисло улыбнулся в ответ и сунул руку в туман, расползающийся из медальона. Меня моментом втянуло внутрь.

Глава 8. Ученики бывают разные

Молочная мгла рассеялась, и я попал в узкий лаз. Пришлось ползти на четвереньках. Не знаю, чем волчья тропа отличается от портала, вроде здесь нет чистилища и администрации. Это совершенно другой путь, о котором они знают, но пока не могут прибрать к рукам.

Полз недолго. Скоро лаз кончился, и дорогу преградил пахнущий луком мешок. Я навалился плечом и сдвинул его в сторону. В нос ударил солёный морской бриз с главной Черногорской пристани.

Интересно, дядя всегда останавливается у третьего причала? Я поднял глаза и не успел удивиться табличке с номером три на столбе, как разглядел знакомый силуэт чёрной шхуны. Всегда! У него хватает денег, чтобы обзавестись постоянным местом.

– Как мы сюда попали? – удивленно воскликнул Евлампий. – Таких точных порталов не бывает.

Я промолчал. Не горю желанием с ним болтать. Не решил, как себя вести, а пререкаться со шпионом чести мало. Хотя с другой стороны, ткнуть ему маленькую шпильку не помешает.

– У оборотней свои пути, – гордо заявил я и, встав с четверенек, надменно прошествовал к трапу.

Решив не терять даром времени, я поднялся на борт.

– Тита дрита! Кого засёк мой глаз! Заморыш! Все полпуда кишок с костями! – услышал я до боли знакомый голос.

Оливье торчал на мостике, облокотившись об штурвал.

– Я, как на грех, уже хлебнул за твоё упокоение, – радостно сообщил он.

– Вы даже не попытались меня спасти! – оскорбленно проговорил я.

– Как? – удивился дядя. – Я что, по-твоему, обязан объявить войну целому миру? Я приплыть туда, и то не смог бы. Там нет ни морей, ни рек, ничего. Одни горы и пустыни. Как ты вообще оттуда выбрался?

Он сбежал вниз по лестнице и подошёл ко мне.

– Вот! – воскликнул я, приподнимая цепь ошейника. – Меня приговорили к лишению права на одиночество и отпустили. Теперь у меня собственный карманный голем!

– Поздравляю! – ощерился дядя. – Балдёжное украшение. Скажи спасибо, что его уменьшили до карманных размеров. По мне, было бы гораздо кучерявее, если бы ты болтался у него на шее. Не лезь в бочку, ты легко отделался.

– Я должен официально заявить, что отделываться – не правовая формулировка, – высказался голем.

– Засохни! – махнул рукой дядя. – Ко мне претензии есть?

– Мастер Оливье, я должен официально заявить, что обвинения в браконьерстве с вас сняты. Высший судья Тринадцатого Тёмного Объединенного мира перенес ваше наказание на Люсьена Носовского!

– Сам скумекал, – процедил Оливье, не глядя на Евлампия.

Проигнорировав бормочущего голема, дядя придвинулся вплотную и уставился мне в глаза.

– Чего приперся-то?

– Куда? – не понял я.

– Ко мне! Думал, сопли тебе буду вытирать, крысеныш? Дам поплакать в жилетку и пожалею? Тресни! Нет у меня жилетки!

– Я вернуться хотел, – обиделся я.

Вышло скорее жалобно. Даже оскорбленно молчавший голем прочистил горло, но Оливье не дал ему встрять. Отодвинувшись, он деловито сообщил:

– Жалею, будто империк посеял. Я ж размечтался, что ты мой истинный ученик. Что посвятишь жизнь служению вкуса! Будто ты тот, кто мне нужен, – он скрипнул зубами, – но ты слишком долго пропадал, я нашёл нового.

– Нового?

– Соснового! – взвился дядя. – Чё слюни распустил? Я виртуоз, художник! Я маэстро! Ученики становятся в очередь, чтобы овладеть моим искусством.

Я обрадовался, хоть и не подал виду. Чуть не сказал, куда он может запихать своё искусство, не развернулся и не ушел, но вовремя вспомнил о письме.