Актриса и жмот

Генриха распирало.

Он сцепил с ней кисти в замок и, расставив ей широко руки в стороны, распял девушку на диване. Затем в каком-то безумном угаре ритмично и жёстко, практически автоматически, начал вколачиваться в тело уникальной для него женщины, чувствуя себя при этом совершенно беспрецедентно. Если бы она в этот момент остановила всё и попросила бы убить кого-нибудь за продолжение, он убил бы, не сомневаясь и четверть секунды. Потому что разумного и адекватного в нём не осталось ровным счетом ничего. Всё заполонила собой жадная, агрессивная машина, запрограммированная только на то, чтобы владеть этой женщиной, показывать и доказывать свои права на неё, и как апогей — оставить в ней своё семя. Всё. Остальное пусть подождёт. Весь мир пусть катится к чёрту, к дьяволу, может ухнуть в преисподнюю — только она и он. Только её тело, её лоно. Сладость и желание. Наслаждение и удовлетворение.

— Я… я… — загребала ему чуть позже ногтями кожу на спине сошедшая с ума от удовольствия Юта. — Я… а-а-агх-х… — «ухнула» она с обрыва и «полетела».

Мистер Мальгауден пару раз толкнулся уже совершенно бесконтрольно, будто оттолкнулся и «ринулся» вслед за ней.

Перестав двигаться, Генрих повалился на девушку, прижал её к себе и изливался с таким удовольствием, что на миг понял, что чувствуют женщины, когда хотят плакать. Кроме всего прочего, на фоне салютов и радужных всполохов перед глазами внутри что-то защемило, защипало, завибрировало и взорвалось чувством какой-то неведомой доселе доброты и нежности. Не смотря на громкие стоны и крики, ситуация ему казалась очень и очень интимной, камерной.

Только он, она и их чувства.

Когда сердце ещё не оставило надежды вырваться из груди, Генрих уже в совершенно ополоумевшем состоянии покрывал её тело благодарными, восхищёнными поцелуями.

— Боже, Юта… это… боже…

Она блаженно улыбалась.

Наконец они встретились губами и застыли на какое-то время, потому что обоим очень не хватало дыхания.

— Теперь… ты… доволен? — наконец прозвучало замечание от девушки, которое Генрих расценил, как предложение сыграть в игру под названием: «Что между нами?» Хотел было по привычке увильнуть, но с удивлением понял, что и сам не прочь это выяснить.

— Что? — Отстранился он. Его грудь вздымалась, он дышал ртом с припухшими от поцелуев губами. — А ты? Тебе не понравилось? — Мальгауден аккуратно вышел из тела Ньюты, сдёрнул презерватив и, завязав его, откинул за валик дивана.

— Мне… понравилось. Мне… очень… понравилось, — её голос дрогнул, и девушка глубоко вздохнула. — И даже если ты в следующий раз… ты проделаешь со мной такой же трюк… я опять сдамся.

— Тебе не понравилось, что ты занималась сексом вне брака? Ты ведь хотела мне показать… что не спишь с кем попало… — он лёг рядом на бок, всё ещё глубоко и тяжело дыша. — Но это совершенно… лишнее. Я могу отличить тех, кто спит, от тех, кто…

Она начала отрицательно качать головой.

— Ты не понял, — мисс Флейминг села, и Генрих как загипнотизированный уставился на изменение формы её груди. Та действительно оказалась не большой, но до отключки сознания и звёздочек в глазах округлой и аппетитной. — Знаешь, у меня ведь не только дедушка… у меня и бабушка была учительницей. — Девушка сползла с дивана. — Она умерла два года назад… от инфаркта. — Юта сделалась совсем серьёзной и печальной. Она даже не стеснялась и не прикрывалась, когда надевала нижнее бельё и блузку. — Я решила тоже стать учителем, и она мне сказала: «Ты будешь вкладывать в детей частичку себя, а потом они уходят, и всё заново. Нужно уметь… к этому привыкнуть». Вот я и не хочу привыкать, что мужчины будут уходить с частичкой меня. Хватит с меня и учеников.

— Да погоди ты! — вдруг словно очнулся Генрих, тоже вскочил и ринулся к девушке. — Не собираюсь я уходить! — тут он вспомнил, что практически обнажен, но не стал одеваться, а схватил свою сорочку со спинки, обмотал вокруг бёдер и завязал рукавами.

— Генрих, всё нормально. Наше партнёрство увенчалось достойным сексом, — уже одетая Ньюта поправила волосы и, пройдя в столовую, взяла со стула свой миниатюрный рюкзачок. Она явно сбегала, и Мальгаудена это не только и не столько злило, сколько дезориентировало — он привык к обратной ситуации.

— Но ты же не даёшь мне шанса! — он вдруг понял, что она сейчас просто возьмёт и уйдёт. И всё. И даже то, что сам после секса проделывал такие фокусы с завидной регулярностью, оптимизма не добавляло.

— Я его тебе дала сегодня. — Действительно двинулась на выход девушка. — И как ты его использовал? Трахнул меня.

— Нет! Не трахнул! Ты мне нравишься! — ему вдруг захотелось со злости разбомбить собственную квартиру. А потом уехать в Паундс.

— Где чувств хотя бы капля, там терпенья океан, Генрих. — Пройдя до конца коридора, мисс Флейминг остановилась перед его входной дверью.

— Так я терпел! Знаешь, сколько я терпел?! — в его округлённых, но всё равно очень красивых серых глазах еле уживались мольба с возмущением.

— Да неужели. Ну что же, твоя мечта сбылась. Всё? Если это всё, что тебе надо…

— Нет, не всё…

Она равнодушно пожала плечами и показала рукой на замки. Он послушно открыл.

И тут же пригвоздил её к стене собой.

— Ньюта… — начал покрывать лихорадочными поцелуями её лицо и волосы, — не уходи. П-пожалуйста… — кажется, он уже говорил это слово совсем недавно.

«Повторяюсь. Это плохо», — мысленно дал себе оплеуху Мальгауден.

Она вертела головой, вымученно уворачиваясь от его губ.

И молчала. Ни слова, ни жеста, ни вздоха, ни взмаха ресниц.

Он замедлился, потом остановился, затем немного отстранился и наконец сделал шаг назад.

— Маски сброшены, — проговорил медленно с безнадёгой в голосе. — Ты перестала быть актрисой.

Мисс Флейминг поправила блузку, встала по стойке смирно, сделала ноги вместе, носки врозь, руки по швам.

— Спасибо за ужин, мистер Мальгауден. Всё было очень вкусно, — проговорила с выражением лица ребёнка, рассказывающего на стульчике стишок. — Затем улыбнулась и опять приняла расслабленную позу. — Звони. — После этого толкнула бедром его роскошную входную дверь и вышла.

«И даже на открытие конюшни не позвала, — вцепился себе в волосы мужчина. — Ну, ничего. Я и сам дорогу знаю».

Глава 7

Орёл и решка

Разумеется, на сам праздник, состоявшийся в полдень, Генрих не пошел. По многим причинам.

Но чуть позже, этого же числа только уже прохладным лондонским летним вечером во двор частной школы в Барнэте въехал всадник.

Это был исключительно привлекательный мужчина лет двадцати пяти-тридцати. Высокий, статный, с правильными чертами лица, брутальным контуром нижней челюсти и роскошной шевелюрой волос цвета тёмной карамели. Под ним гарцевала и обмахивалась своим породистым хвостом красавица белая арабская кобылица.