Африканский ветер

— У меня нет принципиальных возражений, — сказал он слащавым голосом, — но приближается сезон отпусков… А вы берете отпуск раньше. Это время никоим образом не устраивает фирму, но, выслушав вас, я предлагаю сделку. Не желаете ли возглавить без повышения в ближайшем будущем вашей заработной платы развитие американского сектора?

Он понизил голос:

— Мы в это не особенно верим, но в наше время надо запускать престижные проекты, даже если это в Америке практически невозможно… или надо быть намного богаче, чем наша компания. Вы, кажется, неплохо знаете этих людей. Помогите же нам, и Гарро поможет вам.

Он улыбнулся.

— Небольшая дополнительная работа не должна вас испугать. Вы — очень честолюбивый человек. Этакий хитрец…

Он произнес слово «честолюбивый» таким тоном, словно речь шла о некой болезни, передающейся половым путем. Он не имел и десятой доли моего образования, но по каким-то непонятным причинам был любим руководством. Возможно, его считали неоспоримым фирменным знаком тихой и спокойной посредственности. В течение всего времени нашего знакомства он пил мою кровь. Я утешал себя как мог. Но использование моих знаний и его ставило в зависимое положение. Если он не хотел потерять лицо, то должен был заботиться обо мне и в первую очередь — удерживать на работе.

— Вы уже могли оценить мою преданность фирме…

— Конечно, — сказал он мне с видом гурмана, — Что ж, Ландлер, езжайте за границу, если сердце вам подсказывает.

Но придет день, и вы поймете, что ничто не может сравниться с красотой нашей страны. Зачем ехать куда-то? Видите ли, Ландлер, вот я почти никогда не выезжаю за рубеж. У меня есть старый домик в Крез.

Я вышел из его кабинета, довольный тем, что мне удалось сохранить полную безмятежность. Молча улыбаясь, я поносил его всякими словами. У меня для Гарро был припасен специальный набор оскорблений. Я был доволен тем, что мне давали отпуск, что у меня уже было забронировано место в самолете до Лос-Анджелеса, и я больше не буду тянуть резину. Мне оставалось лишь уломать старого Жана. Я ушел из офиса без пятнадцати семь вечера, взял такси и доехал до улицы Акаций. Мне надо было забрать машину и встретиться с малоприятным королем жмотов — моим дядюшкой. Он жил в доме, построенном в 1880 году, без лифта. Это была крысиная нора на шестом этаже. Запах еды преследовал меня с детства: жареная картошка на прогорклом масле. Старый Жан время от времени грозил мне перевести все имущество в пожизненную ренту: «Я растрачу все деньги, чтобы тебе ничего не досталось». Его квартира, даже в таком запущенном состоянии, стоила не меньше миллиона франков.

В пеньюаре сомнительного цвета, старый Жан все свое время проводил за созерцанием леса антенн на крышах соседних домов и подсчетом прибавочной стоимости своей квартиры.

Я медленно поднялся наверх, позвонил и услышал шорох его домашних тапочек по трескучему паркету. Я назвался, и он отрыл дверь. Весь сморщенный, с редкими седыми волосенками на лысом черепе, он смотрел на меня своими маленькими глазками и походил на хищника.

— Я тебя не ждал, — сказал он.

— Мне надо с вами поговорить. По телефону было бы сложно объяснить.

— Надо было предупредить.

— Может, мне уйти?

Он посмотрел на меня.

— Ты не заставишь меня нервничать?

— Надеюсь, что нет.

— Входи!

Я прошел за ним. В салоне, усевшись на канапе времен Наполеона III, я рассказал ему историю, похожую на правду. Это был рассказ о том, как несколько месяцев тому назад я встретил некую американку, которая была в Париже проездом. Я должен был казаться искренним и полным оптимизма.

— Видите ли, такова жизнь… Она влюбилась в меня и пригласила в США, чтобы познакомить меня с родителями.

— Такое еще практикуется?

— Что?

— Знакомство с родителями.

— Для американцев какой-то француз со скромными доходами, инженер без перспективы получения Нобелевской премии опаснее международного террориста. Я должен им понравиться и убедить в том, что смогу устроиться работать в США без всяких проблем.

Дядя прищурился.

— А почему она в тебя влюбилась?

— Вы сможете спросить у нее сами… Она довольно красива и богата…

Я был слегка разочарован своим рассказом, но для старика дело должно было показаться простым и, главное, прибыльным.

— Ты сказал ей, что твоя мать была немкой?

— А зачем? До генеалогических изысканий дело пока не дошло. Да к тому же их это не очень интересует. Там перемешано столько рас…

— Все равно, — заметил он со злостью на лице — Если бы твой несчастный отец хорошенько обо всем подумал, он не привел бы в дом немку…

— Это старая история, дядя.

— Старая или нет, но ты здесь… Ну, что тебе нужно? Денег?

— Да.

— Ты съедаешь все мои запасы, это — бесконечная история. Ты хочешь заставить меня поверить в то, что я должен продолжать тратить деньги в надежде их возврата с процентами?

Я стал блефовать.

— Если дело закончится свадьбой, я немедленно верну вам весь долг сразу плюс проценты.

Белки его глаз были испещрены лопнувшими сосудами.

— Мне нужно письменное подтверждение всего этого. Ты можешь исчезнуть, не оставив следа…

— Дядя, сумма, которую я вам должен, всего лишь капля воды по сравнению с ее состоянием…

Я представил незнакомку богатой и щедрой.

— У нее столько денег?

— У нее куча денег…

Он улыбнулся:

— В жизни всякое может случиться, а ты — красивый парень… Если пообещаешь пригласить меня на свадьбу, я выделю тебе несколько су. Мне будет интересно посмотреть, что Америка из себя представляет.

— Обещаю.

— Тогда пиши… Да, и не забудь расписаться под тем, что напишешь. Иногда ты забываешь это сделать, возможно, нарочно.

Он отправился, шаркая ногами, к своему небольшому письменному столу, чтобы найти чистый лист среди беспорядочно разбросанных на столе бумаг. Я написал на листе большого формата глупую фразу: «В случае моей женитьбы на американке я торжественно обещаю пригласить тебя в США».

— А почему ты не указал фамилию девушки?

— Я суеверный человек, дядя…

Затем мы обговорили цену на билет, предполагаемую сумму для покупки одежды. Он записал сумму примерных расходов, склонился над колонкой цифр и долго подсчитывал.

— Ты хотя бы представляешь, сколько тебе нужно денег?

— Да, примерно…

— Наглости тебе на занимать… Твое снаряжение для охоты за приданым, резерв в тысячу долларов в дорожных чеках и билет за полный тариф… это обойдется в сумму порядка шестидесяти тысяч франков. А они не могут дать тебе ракетки там, на месте? У тебя, что, нет своих?

У меня были, но совсем древние. Мне нужны были новые, известных фирм-производителей. Наблюдая за старым Жаном, я задавал себе один вопрос. Будь я уверен в безнаказанности, хватило бы у меня смелости и хладнокровия, чтобы убить его? Я смутно вспоминал Раскольникова, но ведь людей не душат по примеру из литературы. Все хорошенько обдумав, я решил, что не смогу дотронуться даже пинцетом до цыплячьей шеи дяди. Мы сошлись на сорока пяти тысячах франков. Я знал, что в случае необходимости смогу обратиться за помощью к своим старым подружкам Патрисии и Ивонне. Добрые, сентиментальные и доверчивые, они были щедрыми женщинами. Я им верну деньги до последнего су. Начиная с двадцатидвухлетнего возраста мое обаяние, влиявшее на некоторых женщин, избавляло меня от объяснений.

Я попрощался с дядей Жаном, пообещав ему представить через пару дней свою предварительную смету расходов и необходимую мне итоговую сумму.

Домой я вернулся очень довольным. Простояв долгое время под душем, горячая вода пахла хлором, я лег в постель и сразу же заснул.

Проснувшись утром, я сразу же позвонил Рою. Телефонистка сообщила мне слащавым голосом, что мистер Харт ушел на пробежку в сад Тюильри и что в отель он вернется к 10 часам. Я перезвонил ему из конторы в четверть одиннадцатого.

— Не вешайте трубку…

Внутренний вызов прозвонил несколько раз. Наконец он снял трубку, и я сообщил ему дату и время моего прибытия в Лос-Анджелес.