Африканский ветер

Я прошел с Энни до ступенек, которые вели к аллее, пересекавшей пальмовую рощу в направлении моря.

— Ну, пока.

Я дал ей пачку по десять и двадцать шиллингов.

— На карманные расходы! Если вернусь быстро, то приду к вам на пляж, если задержусь, увидимся в номере.

Она пошла к морю с явным сожалением. Любопытная у нее была походка, она шла словно утенок с подбитой лапкой. Она или стеснялась, или чувствовала себя не в своей тарелке. Я поднялся в номер, положил документы и деньги в свой чемодан. Взяв портфель Энджи, вытащил из него досье «коттедж». Управляющего звали Пфайфер, а дом назывался «Брайан». Несколько вилл располагались неподалеку от «Уорендейлс коттеджиз», возможно, наш коттедж тоже относился к ним. На отдельном листке был приклеен плоский ключ без всякого пояснения. Я положил его в карман брюк. Спустившись на первый этаж, я попросил вызвать мне такси. Служащий набрал номер, потом сказал, что машина приедет через несколько минут. Я стал ждать ее на улице, на ужасной жаре. Где же была красочная толпа с классических видов Африки? Я находился в закрытом заповеднике для богатых туристов. Вдали кениец что-то объяснял европейцу с красным лицом. Я не понял, на каком языке. Когда этот кениец прошел мимо меня, я спросил его:

— Извините, можно задать один вопрос: на каком языке вы только что говорили?

— На швейцарском диалекте немецкого языка, — сказал с улыбкой кениец, — Здесь много швейцарцев, говорящих на немецком…

— Вот как! И где же вы выучили немецкий?

— Я был на стажировке в Лозанне.

Подъехало такси, я сказал водителю название коттеджа.

— Их там много, — произнес таксист, — разберемся на месте.

Он резко стартовал и на большой скорости помчался по асфальтовому шоссе. Я увидел еще два отеля и лавки на краю дороги, а у подножия холма — убогие соломенные крыши со щитами, на которых было написано от руки «Подарки» на английском, немецком и французском языках. Перед этими убогими хижинами на табуретах сидели торговцы и безразлично ожидали покупателей. Они надеялись, что туристы соблазнятся на их халтурные поделки.

Повернув налево, такси съехало с основной дороги и покатило по дороге, окаймленной высокими заборами. Кустарники высотой до трех метров представляли собой настоящую зеленую стену и были границей проезжей части дороги, которая вела к окруженному растениями дворику. За ветками что-то поблескивало.

— Бассейн, — сказал шофер.

Справа была небольшая площадка для машин.

— Дальше ехать мне нельзя, вам придется пройти пешком. Контора совсем рядом. Я подожду вас здесь. Надеюсь, что ждать придется недолго.

Выйдя из машины, я дал ему двадцать шиллингов на чай, а потом пошел по узкой дорожке, по обеим сторонам которой стояли маленькие домики. Вокруг росли цветущие растения. Я вошел под купол из листьев ярко-зеленого цвета с багровокрасными вкраплениями, украшенный большими желтыми цветками с тяжелыми лепестками. Ветви деревьев и цветы переплетались, влажный воздух был насыщен запахом мха и плесени. Это был настоящий покоренный человеком девственный лес, ухоженный, выровненный, естественная оранжерея. Я обогнул величественный ствол векового дерева и в конце аллеи увидел несколько фрагментов стен, увитых диким виноградом. По стенам коттеджей ползли побеги лиан. Почва была устлана замшелым разнокалиберным булыжником. Эта закрытая галерея, где воздух был настолько плотным, что его можно было пощупать руками, очевидно, вела к морю. На меня нахлынули воспоминания об озере Тахо, и я почувствовал во рту привкус желчи. За мной наблюдала какая-то птица с выпученными круглыми глазами.

Я попытался сориентироваться. Каждый из коттеджей, обнесенный зеленой изгородью, был отдельным мирком со стенами, увитыми вездесущей растительностью. Крыши из сухих пальмовых листьев опускались очень низко.

Я увидел центральный коттедж в английском стиле рустик [28] с источенным червями косяком входной двери и выгравированными цифрами «1786», сильно напоминавший опереточную деревушку. Табличка указывала, что это был офис.

Поскольку дверь была открыта, я вошел в узкую комнатку и увидел на стене стрелку с указанием направления. Надо было подняться по узкой винтовой лестнице на второй этаж. Там в кабинете я увидел какого-то человека, сидевшего за заваленным бумагами столом. Не поднимая головы, он произнес:

— Минутку, пожалуйста…

Закончив писать предложение своим строгим почерком, он посмотрел на меня. Я почувствовал себя не в своей тарелке.

— Здравствуйте, я Эрик Ландлер. Моя жена снимает коттедж «Брайан», я пришел забрать ключи.

Он задумался:

— Мистер Ландлер? Вы сказали «Ландлер»? Не знаю такого. Вы, вероятно, ошиблись. Здесь неподалеку находится еще одна группа коттеджей. Совсем рядом, надо идти налево.

— Моя жена Энджи Фергюсон, президент компании Фергюсон, прежде она носила фамилию Говард, а выйдя за меня замуж, стала миссис Ландлер. Этого достаточно?

Я сдерживал себя, мне не следовало горячиться. Энджи не предупредила их о том, что поменяла фамилию.

— Вот как? Энджи Фергюсон! Это меняет дело. Добро пожаловать, мистер Ландлер. Обычно Энджи приезжает первой, у нее есть ключи.

Я спросил наугад:

— Вы мистер Пфайфер?

— Нет. Мистер Гарднер, его компаньон.

Его очки с прозрачными стеклами соскользнули на самый кончик носа…

— Я вам уже сказал, у миссис Говард есть свои ключи.

Он раздражал меня, лопасти висевшего под потолком вентилятора гоняли горячий воздух, в стекло билась большая черная муха.

— Она забыла их в Лос-Анджелесе. Я хочу получить запасные ключи.

— Забыла ключи? Она никогда ничего не забывает, когда речь идет о коттедже. Где она сейчас?

— Как обычно, первую ночь мы проводим в «Дайане Риф».

— То, что вы называете «обычным», мсье, произошло по настоянию доктора Говарда, он панически боялся комаров. Накануне их вселения приходилось наполнять коттедж отвратительным дымом, иначе он отказывался въезжать. Это раздражало Энджи. Меня не удивляет, что она с ним развелась. Они не были созданы друг для друга. Доктор Говард был маньяком, ему повсюду мерещились скорпионы, пауки.

Я размышлял. Что было известно Гарднеру о драме в Лос-Анджелесе?

— А вы не в курсе того, что произошло?

— Невозможно заниматься всем одновременно, люди такие сложные, у каждого свои истории. Мы с мистером Пфайфером распределили между собой обязанности. Он занимается клиентами, выслушивает их, знает их жизнь. А на мне все административные дела. Мания дезинфекции, о которой мне рассказал мистер Пфайфер, меня просто шокировала.

— Доктор Говард умер.

Эти слова возымели странное действие. Мой собеседник пожал плечами:

— Вот как? Во всяком случае, это был заключительный этап. Рак?

— Нет.

— Скоротечный СПИД? Было бы обидно за Энджи. Она подвергалась риску, хотя Говард точно не был бисексуалом. Энджи сказала бы об этом мистеру Пфайферу.

— Он был убит, а убийство — пока не болезнь, передаваемая половым путем.

Даже ему моя шутка показалась слишком мрачной…

— Интересная у вас манера говорить, мистер Ландлер. Но, понимаете, меня все это удивляет лишь частично. Психиатры обычно больше других рискуют погибнуть от рук сумасшедших, они их возбуждают. И Энджи сразу же вышла замуж за вас?

— Почти.

Он задумался:

— Вы тоже врач?

— Нет. Инженер.

— Тем лучше. Пфайфер всегда говорил, что она не может долго оставаться одна. Одиночество ей нужно только по заказу. Ей хочется, чтобы все вокруг было в ее распоряжении, но, несмотря на свою независимость, она боится одиночества.

Он смотрел на меня словно учитель на своего ученика. Я увидел свободный стул, поставил его рядом со столом и сел. В узком окне я увидел темно-синюю полоску моря.

— Забыл предложить вам стул. Но дело сделано. Надеюсь, вы не курите! Здесь запрещено…

— Не могли бы вы дать мне ключи… Хочу посмотреть коттедж.