Слово погибели № 5

- он скверно усмехнулся.

Игрис молчал.

– Нам обоим повезло, если она испорчена, - продолжал маг. - Но я вижу, что она цела… скорее всего. Я долго думал, у меня оказалось много свободного времени. И, знаете ли, я тоже хочу послушать. Любопытство - неправильный двигатель. Но очень уж трудно устоять.

– Алистан, вы ведь не сумасшедший. Побег, взлом, манипуляция сотрудником прокуратуры… Будет только хуже!

– Хуже? - Алистан вопросительно поднял брови, отчего сморщился его высокий, с залысинами лоб. - Куда хуже, Игрис? Я покойник… Так я себя ощущаю. А вы - вы столько усилий потратили, чтобы обесценить все, за что я так дорого заплатил… Где вы это нашли?

– В тайнике под мемориальной плитой. На школьном дворе в поселке Верхний Крот.

– Как долго и как сложно, - пробормотал Алистан. - Наверняка я расспросил ее о тайнике. Но решил, что никто не доберется. Вероятность была ничтожная.

Это правда, подумал Игрис. Его ноги затекли, он почти не чувствовал ступней.

– Вы больше не ведете дело, - маг покачал кассету на ладони. - Тогда зачем? Ради выслуги? Чтобы кому-то что-то доказать?

– Ради правды.

– Не смешите, Игрис.

– Я вправе знать, что вы решили утаить от меня. Вы мне не нянька и не цензор, Алистан, - его злость брала верх над осторожностью, и он нарочно злился, чтобы заглушить страх. Чувство подвластности чужой воле пугало до одури.

– Сейчас я отпущу вас, - сказал маг-убийца. - Только не надо резких движений. Не пытайтесь выйти из дома или кому-то позвонить. Ваша жена не проснется, пока я ей не разрешу… Где магнитофон? Я тоже хочу узнать, что записано на этой кассете.

***

Кассета сохранилась отлично. Она была из прозрачного пластика, очень легкая: всего по пятнадцать минут записи на каждой стороне. Первая сторона оказалась пустой - Алистан терпеливо слушал тишину и шорохи, не пропуская ни секунды. Игрис тоже слушал. За окнами веранды прояснялось небо, пели синицы на яблонях. Тянулась лента, магнитофон молчал, Игрис испытывал попеременно облегчение и ярость, разочарование и стыд. Магнитофон щелкнул. Пленка закончилась.

– Ясно, - коротко сказал Алистан. - Перевернем.

Игрис перевернул кассету. Снова потянулась тишина, подернутая шорохами, как старое полотно трещинками.

– Ты слушаешь это, значит, я умер, - сказал резкий старческий голос. Игрис еле удержался, чтобы не вздрогнуть. Алистан поднял голову. Последовала пауза. Кассета вертелась.

– И очень хорошо, - сварливо сказал старик. - Я расскажу тебе. Это надо для справедливости! Можешь сказать потом, что я выжил из ума. Но это не так. Я, Герман Жёлудь, в здравом уме и трезвой памяти расскажу, что со мной было и что было на самом деле…

Наверное, старик делал эту запись, очень низко склонившись к микрофону. Он говорил то очень быстро, взахлеб, то надолго умолкал, и тогда слышно было его дыхание.

– Мое прозвище было Жук, из-за усов, его - Тихоня. Все наши знали, что он за тихоня, а чужие ловились, бывало, на его невинный вид, выглядел он тюфяк тюфяком… Ни