Новое житие - покой нам только снится (СИ)

Потоптавшись на месте, он резко повернулся и пошёл обратно.

-  Герр штабс-фельдфебель! Там никого нет.

-  Ты явно перетрудился, парень! И зачем привозят по будням креплёное баварское…

  Молодец, что вовремя утёк. А то пришлось бы задушить тебя твоей бляхой на цепочке, расслаблено подумал Цвигун. Кстати хорошее выражение «утёк». Как будто не о человеке, а о ручье или роднике. Недаром в конторе говорят о сотрудниках или секретных сотрудниках как об «источниках». Утёк, стёк…

   В следующее мгновение он обнаружил рыжую взлохмаченную голову Семельченко, мелькнувшую за грудой обломков. Вот, стервец! Или всё это время прятался здесь, или только сейчас обосновался. Тогда любопытно другое: где он всё это время ошивался? И облава, прямо-таки странно…

   Они вскоре встретились взглядами. Цвигун почесал себе правое запястье. Затем он прочертил пальцем по левому виску невидимую линию. Сначала состроил на лице ужасную гримасу, означавшую, по-видимому, смертный приговор Семельченко. Рыжая физиономия за обломками заметно побелела. Но Васька тут же сменил гнев на милость. Дождавшись, пока парень успокоится и вернёт частицу уверенности, он сделал условный знак: по завершению облавы – ждать в условленном месте.

   После того, как перегруженные задержанными «опель-блитцы» расползлись, Васька осторожно перевёл дух. Минут 30 он ещё оставался на своём месте, обдумывая дальнейшее. Теперь предстояла самая ответственная фаза операции «Паутина», ради которой его и отправили за фронт, чтобы навязать противнику как перебежчика и предателя. Но для исполнения этой части ответственного задания он отправился прямёхонько в городскую управу.

   Возле входа под фронтоном с колоннами, из которых проступила дранка, стояли люди с узлами и авоськами, образуя очередь. Дежурный полицай их отчитывал: «Дурики вы, дурики! Как при Советах – всем гуртом! По записи надо, по записи… А так он никогошеньки не примет».  Зыркнув на Ваську, он мгновенно подобрался и отворил тяжёлую дверь.

   По длинной, вытертой до блеска лестнице Васька проскользнул на второй этаж. Ещё перед заданием он досконально изучил схему помещений и теперь ориентировался на ощупь. Вскоре он отыскал обшитую войлоком дверь  с аккуратной белой табличкой, где тушью каллиграфическим почерком было выписано «Управление торговли. П.Барышников».

-  Ой, простите, сударь. Я кажется того… ошибся номером. Вернее отделом, - начал он как бы невпопад, открыв дверь на всю ширину. – Сейчас, сейчас, я уже ушёл…

-   Нет, нет, нет! Ну, зачем же так, а! У нас чай не советская власть, - начал подниматься из-за стола невысокий, ладно скроенный молодой человек. Был он в видавшей виды, но аккуратной чесучовой паре, с цепочкой карманных часов, что змеилась по жилету. Он подскочил в следующее мгновение с протянутой холёной рукой:   - Имею честь представиться, Барышников Павел Сергеевич. Как-же-с, ожидали-с, ожидали-с… - он подмигнул еле заметно, увлекая его за собой в кабинет: - Чайку-с не желаете-с, с сахаром?

-   Нет, мне, пожалуйста, с сахаринчиком, - с барской небрежностью выдавил из себя Васька отзыв.  – Не люблю, знаете,  менять  свои привычки.

   Говорлив он слишком, проанализировал он мгновенно поведение связника-дублёра. И суетлив к тому же. Делает слишком много движений, дополнил он, наблюдая за  Барышниковым. Тот  носился по кабинету, задевая углы и рассыпая папки, что громоздились помимо полок на двух столах с бирками «текущие» и «в архив». Зажатый  он какой-то, но не в меру. Интересно, кто его так зажал? Не иначе как хозяева, с которыми он состоит в агентурной связи. И держат его так хватко и так крепко, что никуда ты от этого не улизнёшь. Духу не хватит. Да и не хочется тебе улизнуть. Свыклось, стерпелось. Понемногу стало твоей родной жизнью.

***

- Всё впорядке, - прогудел незнакомый голос. – Развяжите ему руки. И поверните…

   Когда верёвки спали с онемевших запястий и Виктор обернулся, он обмер. Перед ним стояли плечом к плечу невысокий, ладно скроенный полковник с сапёрными эмблемами на мягких, полевых погонах и его недавний допросчик Ригель в форме вермахта. Последний виновато улыбался и норовил смотреть мимо глаз.

- Товарищ Мюллер, немецкий антифашист, - заблаговременно, но всё ж с опозданием отрекомендовал Виктору своего соседа полковник. – Вы уж простите ему излишнюю прыть, которую он проявил не так давно. У нас, правда, такое не возбраняется – даже поощряется. А вам, как говорится, с непривычки… Но, ничего: вы держались молодцом. Всё прошли. Даже «тысячу смертей». Такое даже бывалым, матёрым волкам не под силу.

- Что? – не понял Виктор; ему показалось, что субъект в зелёно-синей форме, который освободил его запястья, недоборо ухмыляется возле дерева.

- Ни что, а кто, - полковник слегка прикоснулся ко лбу, вернув его к миру ощущений. – Товарища Мюллера уже вам представил. Теперь самое время представиться самому. Товарищ Иванов. Командир подразделения госбезопасности. Ваш начальник, с данного конкретного момента.

   Виктор помялся. Я что теперь чекистом буду, неопределённо подумалось ему. Во влип, прости Господи.

- Товарищ Иванов… - хмуро, с плохо скрытой иронией проговорил он. – Вот так, без звания, товарищ полковник? Виноват, прошу…

   Он так «вырулил» от того, что колени сами собой приняли стойку «смирно», а руки сложились по швам.

- Да, именно. Без звания, - улыбнулся полковник приятным чернявым лицом. – Даже без имени и без отчества на первых порах. Разумеется, дальше мы это поправим.

   Виктор вздрогнул: у Мюллера обнаружился в руке пистолет системы «Вальтер». Небольшой такой, с тупоносым стволом. Но на губах у немецкого антифашиста блуждала теперь непринуждённая улыбка. Он прямо смотрел ему в глаза, и Виктору это понравилось. Желание заехать немцу по уху как-то само собой улеглось и больше не тревожило.

- Товарищ Иванов всё правильно сказал, - внезапно заметил Мюллер. – Разрешите предложить вам свою руку. Так это по русский, говорить правильно?

   Он не вкладывая пистолет в кобуру, подошёл к Виктору на почтительное расстояние. Затем, сохраняя улыбку, протянул ему навстречу небольшую, но сильную руку с пальцами пианиста.